Игорь Афанасьев: Эвтаназия, или Последний парад

Капитан переглянулся со своими матросами и покачал головой.

— Ситуация, — снял фуражку Кожанов. — Тебя как зовут?

— Маша, — спокойно представилась последняя чукча.

— Да, — Гузь приподнял шкурку и встряхнул её, любуясь переливами меха, — довели народы Севера — полный песец!

Чукотская лодка высоко задрала нос и ушла в только ей ведомом направлении.

— Ушли, — почесал затылок Нечитайло, — куда её теперь девать?

— Ну, Маша, — принял решение капитан, — давай так сделаем: мы тебя пока что, на камбуз пристроим, а там — видно будет.

Георгис Константидис и высокий седой мужчина аристократичной внешности прогуливались возле гостиницы «Лондонская».

— Напрасно, напрасно вы отвергаете наше предложение! — нервничал Константидис. — В конце концов, вас никто не заставляет изменять собственное решение! Но вы же врач, вы же давали клятву Гиппократа! Мы уверены, что готовится чудовищное преступление! Вы обязаны попытаться спасти тех, кого ещё можно спасти!

— Для чего? — поднял брови собеседник. — Если люди не видят смысла в этой жизни — зачем им мешать? Тем более что есть такой редкий шанс — уйти красиво и достойно.

— И вам не жаль этих людей? — пошевелил усиками Константидис.

— Мне вообще не жаль людей. — Спокойно улыбнулся собеседник. — Люди — это тупиковая ветвь цивилизации.

— Ну, хорошо! — взорвался темпераментный грек. — Но вы, всё равно не попадёте на круиз без нашей помощи! Нет у вас ни денег, ни престижной квартиры! Это раньше вы были знаменитым хирургом, а нынче ложку не можете держать пальцами! Жена ушла, дети забыли думать о старом папочке, друзья исчезли, как привидения! Вы никому не нужны, доктор Баринов! Кроме нас…

Мужчина остановился, грустно улыбнулся, и согласился:

— Вот здесь — вы правы. Но в сыщики я не гожусь. Не те, извините, принципы. Будьте здоровы!

Мужчина вежливо раскланялся и пошёл в обратную сторону.

— Когда пойдёте собирать милостыню, — крикнул ему вслед Константидис, — становитесь у горбольницы. Там вас многие будут узнавать.

Баринов остановился, развернулся и подошёл вплотную к Георгису.

— Что я должен делать?

— Боже мой! — обрадовался Георгис и от волнения забыл русский язык. — Как это по-русски? «Сообщать», «информировать», «контактировать»…

— Стучать, — поправил его седой.

— Ну, зачем вы так? — огорчился Константидис — Считайте, что вы — профессиональный разведчик. И в том случае, если вы поймёте, что происходит нечто незаконное — вы должны просто позвонить к нам вот по этому мобильному телефону.

— А если всё будет в соответствии с законом? — сжал побледневшие губы Баринов.

— Ну, — развёл руками Георгис, — тогда становитесь в очередь последним!

— Никогда не думал, — вздохнул доктор Баринов, — что в конце жизни стану Штирлицем.

— Штирлиц, так Штирлиц, — потёр руки Константидис. — Нужна убедительная биография. Никто не поверит, что всемирно известный хирург решил… Ну, вы сами понимаете.

— Кто не поверит? — рассмеялся Баринов.

— Эти очень не простые ребята! — многозначительно поднял палец Константидис. — Легенда будет такая: вы — оперный певец! Солист Венской оперы! Потеряли голос, работу, славу… Ну, и так дальше. Мы за ваш билетик квартирку в Вене заложим.

— В Вене? — поднял брови доктор Баринов. — Как я любил этот город. Я оперировал там жену градоначальника. Мне за это подарили «Мерседес»!

— На котором теперь ездит ваша жена, — сочувственно покачал головой Константидис.

— И, заметьте, не одна, — весело улыбнулся Баринов и негромко, но правильно запел мелодию вальса Штрауса. Константидис радостно её подхватил, и они запели слаженным дуэтом.

Капитан Кожанов, Нечитайло, Гузь, Луценко сидели в капитанской каюте у стола. Перед ними стояла запечатанная бутылка водки, рядом с ней расположились солёные огурчики, ломтики розового сала, душистый ржаной хлеб и бутылка «Кока-Колы».

— Ну, — тихо отдал приказ капитан, — за встречу!

Он закрыл глаза, и все последовали его примеру.

Капитан сглотнул слюну, словно хряпнул сто грамм, выдохнул, открыл глаза и потянулся за огурчиком.

Все остальные тоже зашевелились, Нечитайло налил себе в кружку «Кока-Колы» и потянулся к кружке Луценко.

— Я не запиваю, — накрыл кружку ладонью Луценко.

Гузь положил кусочек сала на хлебную горбушку, но вспомнил, что кусать ему нечем, и протянул бутерброд Луценко.

— После первой — не закусываю! — отказался тот.