Мишель Уэльбек - Платформа

Леа рассказала мне, что остров Самуй не просто тропический рай, но еще и пристанище наркоманов. В полнолуние они закатывают гран­диозные рэйвы на соседнем островке Ланта; туда приезжают даже из Ав­стралии и Германии. «Как в Гоа», – вставил я. «Да что там Гоа, – отреза­ла она. – Гоа – это отстой; за рэйвом теперь надо ехать на Самуй или на Ломбок».

Мне, собственно, ничего такого не требовалось. Я хотел всего-на­всего получить полноценный массаж с качественным сексом. Казалось бы, чего проще; между тем, листая рекламные проспекты, я с нарастаю­щей тоской убеждался, что на Самуе, похоже, иная специализация. Здесь предлагали всяческие иглоукалывания, натирания ароматически­ми маслами, вегетарианскую кухню и китайскую гимнастику; а вот про эротический массаж или бары «go-go» – нигде ни слова. Кроме того, тут во всем ощущался удручающий американский, хуже – калифорнийский дух, нацеленный на «здоровую жизнь» и «медитативную деятельность». В брошюре «Что есть на Самуе» мне попалось письмо читателя – некое­го Гая Хопкинса, называвшего себя «приверженцем здоровой жизни» и регулярно приезжавшего на остров вот уже двадцать лет. «The aura that backpackers spread on the island is unlikely to be erased quickly by upmar­ket tourists» [8], – заключал он; стало быть, дело дрянь. И на поиск развле­чений не отправишься – гостиница стояла в стороне от всего; тут, соб­ственно, все стояло от всего в стороне, поскольку нигде ничего не было. На карте острова не просматривалось явного центра, лишь горсточки бунгало, вроде нашей, вдоль тихих пляжей. Я с ужасом вспомнил, что Самуем восхищался «Рутар». Здесь, дескать, сумели избежать известных отклонений; ну и влип же я. Утешило меня – увы, теоретически – лишь сознание, что в тот вечер я и в самом деле способен был кого-нибудь трахнуть. Мне ничего не оставалось, как взяться за «Фирму»; я переско­чил на двести страниц вперед, потом вернулся на пятьдесят назад и слу­чайно наткнулся на сцену с раздеванием. Интрига уже порядочно про­двинулась: Том Круз переместился на Антильские острова, где разрабатывал (а может, наоборот, разоблачал – неясно по тексту) какую-то систему уклонения от налогов. Короче, он познакомился там с обво­рожительной метиской – девушкой неробкого десятка. «Мич услышал шуршание материи и увидел, как юбка упала к ногам Эйлен, оставив ее в бикини на завязочках». Я расстегнул молнию ширинки. Далее следовал странный, психологически труднообъяснимый Пассаж: «Уходи, – шеп­тал ему внутренний голос. – Брось бутылку пива в океан, а юбку на пе­сок. Ноги в руки и дуй домой. Быстро!» Но Эйлен, по счастью, никто ни­чего такого не нашептывал: «Плавным движением она завела руку за спину, развязала бюстгальтер, тот соскользнул, обнажив грудь, казавшу­юся теперь еще пышней. – Не подержите? – спросила она, протягивая ему легкую, как перышко, нежную и белую деталь туалета». Я добросове­стно полировал себя, воображая ночь и метисок в бикини, и в итоге со вздохом удовлетворения кончил в раскрытую книгу. Теперь склеится; ну да ладно, такое второй раз читать не станешь.

С утра пляж был пуст. Сразу после завтрака я искупался; воздух еще не накалился. Скоро солнце поползет по небу вверх, увеличивая риск забо­левания раком кожи у индивидов белой расы. Я рассчитывал пробыть на пляже столько, сколько нужно горничным для уборки моей комнаты, а затем вернуться, лечь в постель и включить на полную мощь кондици­онер; на свободный день я запланировал покой.

Том Круз между тем продолжал терзаться по поводу этой истории с метиской; более того, собрался рассказать все жене (роль просто люби­мой ее не устраивала – в этом, собственно, вся проблема: ей непремен­но хотелось быть самой сексуальной и самой желанной из всех жен­щин). Этот идиот вел себя так, словно и впрямь его браку что-то угрожало. «Если она сохранит хладнокровие, проявит великодушие, он скажет ей, что глубоко сожалеет, и пообещает, что больше этого не по­вторится. Если же она разразится рыданиями, тогда он станет молить о прощении – на коленях, если потребуется, – и поклянется на Библии, что это никогда не повторится». В сущности, что в лоб, что по лбу; однако нескончаемые и никому не интересные угрызения совести героя ме­шали развитию действия – драматического как-никак: в дело вмешались ужасные мафиози, ФБР и, может, даже русские. Поначалу его нытье раз­дражало, а потом стало просто вызывать тошноту.

Я попробовал почитать второй американский бестселлер: «Тоталь­ный контроль» Дэвида Г. Бальдуччи, но он оказался еще хуже. На этот раз речь шла не об адвокате, а о сверходаренном юном программисте, вкалы­вавшем по сто десять часов в неделю. Зато жена у него работала адвока­том – по девяносто часов в неделю; у них был ребенок. В роли злодея выступала некая «европейская» компания, пытавшаяся путем мошенни­чества захватить рынок, который по праву должен был принадлежать то­му самому американскому предприятию, где работал герой. Во время пе­реговоров европейские злодеи курили «без малейшего стеснения», буквально отравляя атмосферу, но герой выдержал и этот удар. Я вырыл в песке ямку и похоронил в ней обе книги; оставалось теперь найти, что читать. Жить без чтения опасно: человек вынужден окунаться в реаль­ность, а это рискованно. Когда мне было четырнадцать лет, я заблудился однажды на лыжах в густом тумане; мне пришлось пробираться через ла­винные коридоры. Больше всего мне запомнились низкие свинцовые об­лака и абсолютная тишина в горах. Я знал, что лавина может сорваться в любую минуту от одного моего неловкого движения и даже без видимых причин: от неощутимого повышения температуры или дуновения ветра. Снежная масса подхватит меня, швырнет с высоты нескольких сотен ме­тров к подножью скалистой гряды, где я умру, возможно, мгновенно. И все же я совсем не испытывал страха. Обидно было бы, если бы так слу­чилось, обидно за себя и за других. Я бы предпочел смерть более подго­товленную и торжественную, чтоб была болезнь, церемонии, слезы. От­кровенно говоря, я сильнее всего сожалел, что не познал женщины. В зимние месяцы отец сдавал второй этаж; в том году у него жила чета архитекторов. Их дочери Сильви было, как и мне, четырнадцать лет; похо­же, я ее привлекал, во всяком случае она искала моего общества. Она бы­ла маленькая, грациозная, с черными кудрявыми волосами. Интересно, внизу у нее волосы тоже черные и кудрявые? Вот такие мысли лезли мне в голову, пока я брел по склону горы. С тех пор я часто размышлял об этой своей особенности: когда мне угрожает опасность, пусть даже смертель­ная, я не испытываю никакого волнения, никакого выброса адреналина. Мне неведомы те ощущения, которые привлекают любителей экстремального спорта. Я не отличаюсь храбростью и по возможности избегаю опасности, когда же она встречается, воспринимаю ее с невозмутимос­тью теленка. Не следует искать в этом какого-то глубинного смысла – тут вопрос физиологии, количества гормонов; говорят, иные человеческие особи, с виду такие же, как я, не чувствуют волнения при виде женского тела, от которого я впадал тогда, да и сейчас еще иногда впадаю в состоя­ние экстаза и ничего не могу с собой поделать. Но в большинстве жизнен­ных ситуаций я ощущал в себе пустоту вычищенного пылесоса.