Иван Клима - Час тишины

Появляется желание вмешаться в жизнь с полной отдачей!

Это желание (как мы помним) возникло у инженера Мартина на том собрании, на котором коммунистам предстояло довести до сознания крестьян словацкого захолустья, что в их родной стране совершена социалистическая революция. Ему страстно захотелось заразить их теми идеями, в которые он горячо верил, — идеями социалистического преобразования. И хотя он знал, что они ему все равно не поверят — слишком уж много они слышали разных сказок и обещаний, — ему во что бы то ни стало хотелось сломить лед их скептицизма, любой ценой вырвать их из «затянувшегося времени молчания и бездействия». И это он справедливо считал самым важным, «что когда-либо в жизни должен был свершить».

И все-таки на этих трех ступенях пробуждения человеческой активности нравственное — да и философское — развитие человека не кончается; и это далеко еще не все, что необходимо делать для того, чтобы… не было больше войн, «чтоб с человеком уже не смели обращаться, как с мухой», далеко не все, что необходимо в себе воспитать для современной жизни.

Поведение инженера Мартина на собрании, его страстная речь, основанная на глубокой вере и искреннем убеждении, не приведшая тем не менее ни к каким видимым результатам (ведь он так и не вырвал людей из их недоверчивого молчания), конечно, далеко не то, что выступление Лаборецкого на рынке. Хотя бы потому, что выступление инженера содержало в себе некоторую программу действий.

Но оказывается, от программы до ее выполнения очень далеко. И снова человеку требуется преодолеть не одну ступень познания, не раз пройти через разочарование и горе.

Человек, пришедший к глубокому убеждению, что надо быть полезным людям и обществу, и готовый идти на это, должен решить для себя еще не один вопрос, в частности как лучше и как вообще возможно это сделать.

Решению этих вопросов посвящается уже вторая половина книги, где наибольшую значимость приобретают две линии: линия взаимоотношений и общественного поведения инженера Мартина и его жены и линия врача, борющегося с малярией.

И Мартин, и его жена одинаково хотят способствовать общему делу. И когда начинается кампания за создание сельскохозяйственных кооперативов, они оба попадают в одну агитколонну. Но при всех равных условиях работы реакция на жизнь — а отсюда и гражданское поведение — у них оказывается разной. Мартин не может согласиться с тем, как создается сельскохозяйственный кооператив в деревне Блатной. Хотя он и убежден в полной целесообразности кооперирования, хотя и отдает себе отчет в тех экономических выгодах, которые кооператив может принести каждому крестьянину, он все же считает, что цель не может оправдать те средства и те методы, которыми «агитаторы» пользуются. Эвжена руководствуется только установками вышестоящих инстанций, исходящих все из той же общей целесообразности, и не хочет всерьез задумываться над тем, так или не так все делается, раз поставлена правильная цель, которую на данном этапе необходимо достигнуть. У Эвжены при всей ее готовности работать на общее благо, и работать с полной отдачей, преобладает авторитарное мышление.

Мартин не может смириться с тем, чтобы для народного государства была фактически завоевана — с помощью агитаторов — только земля, а не люди. Мартин не может согласиться с тем, что он как агитатор добьется всего лишь подписи этих людей, но не их доверия. Будучи коммунистом, он верит только в сознательную энергию масс, только в творческое созидание, только в развитие творческих возможностей человека, благодаря которым изменится вся жизнь на земле.

Эвжена — опять же в силу своего авторитарного мышления, в основе которого в данном случае лежит слепое подчинение, — оказывается «человеком конкретной цели», исполненным волюнтаризма, человеком, поглощенным идеей подчинения и дисциплинированности. У нее, по существу, не только нет жизненного опыта, но и настоящих убеждений, создающихся опять же у людей думающих и чувствующих, видевших жизнь и старающихся постичь ее такой, какой она есть — в ее сложности, конкретности и реальности. Эвжене кажется, что ее искреннее согласие с целями коммунизма и программой партии требует от нее только «дисциплинированности» — своего рода формального голосования за предложения вышестоящих инстанций и послушного их исполнения. Она не понимает даже того, что любая, пусть даже самая четкая инструкция все равно предполагает думающее и даже «творчески думающее» участие коммуниста в ее реализации, что только и может служить надежной гарантией подлинного опыта.