Александр Бологов - Один день солнца (сборник)

Ближе к полдню Вовка, не угадав, под каким пальцем у Костьки соломка, повернул домой, сидеть с Ленкой — обязанности по дому мать им определила одинаковые. Сама она должна была идти мыть полы в клубе завода «Текстильмаш» — так он до войны, конечно, назывался. Ноги в старых дедовых сапогах промерзли насквозь, и Вовка, плохо чувствуя их, с ходу побежал бегом.

Он еще не скрылся за углом, еще скользил под горку по мертвому трамвайному пути, как подошел состав с двумя, в ряду многих товарных, пассажирскими вагонами, и Вовка, оглянувшись, увидел их, махнул рукой Костьке с Ленчиком. У тех уже до его знака толкнулась в сердце надежда, оба подкатили салазки к узкому выходу с перрона — Ленчик впереди, Костька на подхвате.

Из вагонов вышли немцы, у каждого обе руки при деле — несут чемоданы, пакеты, саквояжи. Ленчик выпихнул сани на вид — давайте подвезу! Костька глядел, как Стебаков, руками и голосом, вполне понятно объяснил, что их отель — а им, знамо дело, нужно туда! — находится в центре города, до него переть и переть, и что он готов помочь доставить к гостинице их тяжелые вещи. Через несколько минут он уже увязывал на своих санях тесно сложенные чемоданы и сумки, кивал понятливо головой, слыша какие-то советы окруживших его военных.

— Савёла! — обернулся он к Костьке. — Вон этим в комендатуру. — Он указал глазами на солдат, стоявших в стороне. — Чего ты стоишь-то?!

Костька вырулил вперед.

— Комендатур? Я? Комендатур? — подражая Ленчику, спросил он у солдата посолиднее, с ефрейторской полосой на погоне.

Тот кивнул и, обернувшись к спутникам, бросил что-то им вполголоса и, не раздумывая, поднял со снега большой металлический ящик. Другие вещи уложил поверх него, Костька, как умел, стянул их веревкой и осторожно потянул возок на площадь.

Домой, за пазухой, он понес завернутую в слюду маленькую буханочку белого хлеба, плоскую баночку консервов и три галеты — сухих, наподобие тонких лепешек, пористых сухаря. Скользкая банка холодила под рубахой живот, слюдяная обертка отзывалась внутренним скрипом, Костька нажимал на них рукой и прислушивался, и сердце его, опережая живое движение, торопливо летело к дому.

В тот день он осветился праздником: неведомым до этого лакомством из банки накормили Ленку — она уже научилась жевать, перемалывала растущими зубами все, что оказывалось съедобного в руке, по кусочку пряной ароматной рыбки досталось и ребятам. А вот галеты вызвали недоумение: оказались совершенно пресными — неужели в них забыли положить, кроме сахара, и соль? А может, потому и отдали эти странные сухари Костьке, что, обнаружив брак, нашли подходящую возможность избавиться от них? По этому поводу порассуждали все, однако, и пресные, галеты таяли во рту, и Ксения выделила ребятам — Лена тоже с заметной охотой посасывала всунутый ей в руку ломтик — лишь одну рубчатую лепешечку, две остальные решив хоть сколько-то похранить.

Повторный выход на подвоз обманул разгоревшиеся мечты. Дотемна маячили Ленчик с Костькою вблизи перрона — первый подле самых ворот, второй в отдалении, готовый в любой момент подогнать свой транспорт к платформе. Стебаков изредка поглядывал на Костьку, ждал, что тот в конце концов перестанет ломаться и подтянется к нему, но Костька не выказывал такого желания и продолжал топтаться в стороне.

По пути на станцию им встретился такой же, как они, подвозчик с Заречья — Ленчик вроде бы встречал его именно там, — тощий, до ушей заросший грязью пацан с самодельными санями. Деревянные полозья их скрипели неимоверно — доски вспарывали утоптанный снег; худущий хозяин, захватив локтевым сгибом веревку, медленно тянул свое рукоделие вверх по Грузовой улице. Ленчик окликнул его:

— Эй! Куда пилишь? Не на станцию?

Пацан, кинув косой взгляд на незваных попутчиков, ничего не ответил, и Стебаков, прибавив шагу и догнав визжащий на ходу дощатый возок, поддел его ногой:

— Ну, ты, фрайер! Уши заложило?

Голова пацана и в самом деле была замотана не то какой-то тряпкой, не то старым вязаным кашне, но он, конечно, все слышал, потому что тут же застопорил ход и неожиданно хриплым, грубым голосом крикнул:

— Че ты, падла?! Чего тебе надо?!

Пока Костька, удивленный ответом малого, переводил взгляд с него на Ленчика и обратно, Ленчик — тоже, видно, ошарашенный нахальством плюгавого конкурента — бросил свои салазки и нерешительно шагнул к тому, на ходу оценивая взаимные возможности. На грязном, неизвестно когда мытом лице — Стебакову показалось, что оно покрыто копотью, — колюче светились бесцветные глаза, губы кривились от злости.