Александр Бологов - Один день солнца (сборник)

Она услышала, что он снова провалился сквозь наст, и обернулась, он развел руками — в ботинках скользко! — и подпрыгнул, пытаясь отряхнуться.

— Постой, — сказала она и приблизилась. — Разуйся. Я тебя буду держать, а ты вытряхивай все, что набралось.

— Я могу сесть, — сказал он, собираясь опуститься.

— Не смеши. Зачем садиться на лед…

Он послушался. Но шнурки никак не развязывались; поддерживаемый за рукав, он возился с ними, балансируя на одной ноге. В наступавших сумерках она сумела рассмотреть его носки — с темными мокрыми разводами — и ужаснулась, притронувшись к ногам, и наобещала ему назавтра простуду, а пока предложила растереть ноги шерстяными рукавичками.

Он ответил ее привычным:

— Не смеши.

— Вот человек! Ты не мог бы еще надеть что-нибудь полегче этой куртки?

Он чуть было не брякнул, что вообще не собирался в куртке в такие дебри, но вовремя прикусил язык и весело — для него во всяком случае, — отозвался:

— Такие куртки носят за Полярным кругом.

— Летом, — сказала она, оставляя его рукав, за который держалась, пока он справлялся со снегом.

У него и руки были холодные — она коснулась их, когда, сбросив варежки, трогала ноги и предлагала снять носки и растереться. Он, оказывается, весь продрог — от рук до пяток; ей даже было немножко смешно, ей трудно было это представить — в мягком пальто, тугих валенках, свитере и шапочке ей было свободно, уютно и тепло. А он продрог; горячей, верно, оставалась одна голова — под росомахой…

— Мы далеко зашли, — сказала она, оглядываясь вокруг, — надо идти назад. И прибавим шагу.

— Давай прибавим.

Он стоял, расставив ноги, посреди дороги и дышал на руки. Нужно было возвращаться, и она, руки в карманах, двинулась прямо на него.

Он хотел посторониться, но она остановилась и, засунув варежки за пазуху, взялась за его руки — большие и озябшие.

— А у меня все горит, — сказала она, согревая его руки своими, — все-все.

— Это несправедливо, — отозвался он, дрожа. Ему было неловко, что он так остыл.

— Представляешь, губы просто пылают… Дотронься…

Она подняла подбородок и приоткрыла рот, и напрягла икры, чтобы в следующее мгновение привстать и податься вперед. А он высвободил одну руку и, еще не веря в происходящее, расправил пальцы и осторожно, как огонь или больную рану, тронул мягкие, почти неощутимые губы…

Ее маленькое прекрасное лицо было так близко, что он чувствовал, как она дышит. Небольшие синие, очень чистые глаза светились весельем и любопытством, они были чуть прищурены, и ресницы — такие же плавные, правильные, как и брови, — едва заметно подрагивали.

Пальцы его дрожали. Они были как лед. Она шевельнула губами и покачала головой, приподнялась на носки. Немигающий взгляд не отрывался от его потерявших твердость и ясность глаз. И он наклонился и прикоснулся губами к ее полуоткрытому рту — приник к нему, как новичок, как ребенок; так приникают к руке или голове, когда целуют в волосы. И она вдруг обняла его за шею и отчаянно — словно вошла острой иглой — припала к губам…

Так много раз целовал ее в этом лесу Гошка, так всегда отвечала ему она…

А над тем, кого в этот раз поцеловала она сама, померкло небо, и какая-то доселе: невиданная сила подхватила его и вознесла к вершинам зашумевших деревьев, с которых слетели незримые испуганные птицы…

После четвертого урока всех отпустили по домам — через пару часов старшие классы должны были выходить на старт.

Старый школьный автобус первым делом отвез на спортивную базу учителей и судейскую бригаду во главе с физруком. От десятого «А» среди судей значился Козин; на летучей сходке в классе он потряс над головой секундомером и заверил коллектив, что не подведет.

Золотова вернулась из дому в том же свитере, что надевала в лес, в той же шапочке. Ее спортивный наряд был так же хорош, как и она сама, — все, как говорится, соответствовало единому стилю. Совершенно детскими выглядели ее спортивные ботинки, в которые она переобулась уже в классе. Она поставила ноги в крепления и проверила, как защелкиваются дужки, и Бурцев увидел, что лыжи ее не только ничем не смазаны, но даже, кажется, и не просмолены.

Он встал и подошел к ее парте. Теперь на нем были толстые шерстяные носки и спортивная куртка с полосой на воротнике.

— Ты так и пойдешь? — спросил ©н, указывая на лыжи.

— Не понимаю…

— Они же у тебя даже не просмолены. Хотя бы смазать…

— А у тебя есть чем?

— Сейчас.