Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной

Лучше бы она ударила Веру в сердце своей длинной ногой.

Через год после школы Серёгу забрили в морфлот. Вера не пошла на проводы, у неё тогда закрутился первый настоящий роман — похожий на отрезок, где точкой А стал первый поцелуй, а точкой В — прощание с «детственностью» (так, глумясь, Вера называла своё целомудрие). Она была так благодарна, что на неё обратили внимание! Даже не задумалась, близок ли ей этот человек и нужен ли он ей… Мавр ушёл, как только сделал своё дело (халтурно, честно говоря), — и Вера проплакала целую зиму.

А Серёга отбыл на остров Русский — поехал-таки в свой Владивосток. У военкомата его провожала целая толпа друганов с Бурелома и Посада, мама в слезах, сестра с озабоченным лицом, а ещё — Лариска, Наташка и Неля с Ясной. Серёга был обрит наголо и увенчан тюбетейкой, она сидела у него на затылке, как ермолка.

Все три девицы обещали писать, а Неля Ясная — дождаться. Не дождалась, конечно. Три года — это ж целая жизнь!

Серёга уходил в армию из одного города, а вернулся — в другой. Даже страна теперь была другая. Впрочем, он быстро сориентировался — он вообще был быстрый во всём. Тельник Серёга Калинин надевал лишь по святым мореманским праздникам и в считаные дни вписался в высший свет местной братвы. Его застрелили на разборках ясным майским утром — в те годы рядовое дело.

В теленовостях показали окровавленное тело на газоне и удивлённое, живое лицо на фотографии «с уголком». Юные усики — как мелкая расчёска, которую за каким-то баловством приложили к носу. В кадре щебетали птички.

Вера смотрела на всё это, прижав холодные пальцы к горячим щекам. Почему-то вспоминала не то, как они стояли в подъезде — она знала там каждую ступеньку, могла на слух определить дверной звонок во всех квартирах. Память выдала другой сюжет: в шестом классе Серёга увлёкся выжиганием и сделал маме ко дню рождения разделочную доску, на которой летали коричневые выжженные бабочки. Одна, с цифрами 3 и 9 на крыльях, улетала. А другая, с цифрами 4 и 0, садилась на цветок, над которым Серёгин выжигатель потрудился с особым тщанием. Доска по сей день красовалась на почётном месте в кухоньке Калининых — никто бы и не подумал резать на ней лук или пусть даже яблоки.

Любовь к Серёге, а после его смерть научили Верину зависть затихать — на долгие месяцы. Так можно было жить.

А потом всё, конечно, возвращалось.

Вера достала телефон из-под подушки. В детстве она прятала под подушкой свои самые главные сокровища: немецкого пупсика, морские камушки (на самом деле — зализанные морем кусочки стекла, похожие на монпансье) из Лазаревского, конверт с вырезанными из журнала «Работница» рецептами тортов, которые так никогда и не испекла. А маленькая Юлька засыпала с карамелькой за щекой — её мама часто брала ночные дежурства, она была сестрой в реанимации. Оставляла Юльку с братом, и тот, чтобы «мелкая не орала», ставил рядом с кроваткой полную вазочку карамели. Должно быть, поэтому зубы у Юльки были плохие, желтоватые, как клавиши у старинного рояля, ложечка дёгтя в бочке красоты. И лечила она зубы без конца, вот и теперь ходит в стоматологию чуть не каждый день. Может, как раз сейчас и лечит, поэтому Евгения не смогла дозвониться?

Лара вышла из комнаты — в пижаме, нечёсаная — и прямиком в кухню. На дверце холодильника уже третий месяц висела приклеенная Верой записка: «Хочешь есть? Иди спать!», но на дочь это не действовало. Она была вначале пухленькой, а теперь уже толстой, раскормленной.

Дрель завелась по новой. Вера включила мобильник.

Копипаста действительно не отвечала — Евгения говорила правду. Да и с чего бы ей врать? Сидит сейчас и ждёт, что приедет тётя Вера Стенина, разведёт тучи руками и решит все проблемы. Наверняка ерунда какая-то случилась — Евгения вечно преувеличивает, и слёзы у неё всегда близко, как и у Юльки.

А холодно-то как сегодня… Грабарь за окном! Брейгель! Константин Васильев!

Летучая мышь ходила кругами — вот ведь тварь рукокрылая! И тоже — раскормленная. Вера ещё раз набрала Юлькин номер, но на этот раз телефон оказался выключен.

Лара прошлёпала обратно в свою комнату — с банкой мёда и нарезанным батоном. Через секунду там победно завопил телевизор.

…Дружба — не любовь, её свернуть труднее — связующие нити торчат и лезут отовсюду, как в бракованных швейных изделиях, которые стали продавать в последние годы даже в дорогих магазинах. Мышь долгие годы нашёптывала Вере, что лучше бы им с Юлькой не видеться. Впрочем, однажды Копипаста сама отошла в сторону на целый месяц.