Наталья Арбузова: Поскрёбыши

Подростка звали Николаем, женщину Марией. Приезжие с Сахалина. Господи, каким ветром их занесло в Москву? Снимают две койки в хрущевке у недружных стариков. Мария за себя платит старухе, за Колю старику. Ничего нелепей Шестаков не слыхал. Работала Мария уборщицей и подручной в парикмахерской: волосы подметала, мыла головы, ведала бельем, бегала в магазин. Драила всё после вечерней смены. Вдыхала мерзкий запах краски и пар от сушилок. Держали ее только потому, что мастера таджичек-узбечек не жаловали. Мария, а на Сахалине почему очутилась? (Это уже потом, когда сошлись). Ты что, из ссыльных? Не знает. Отца не было, а мать с ней почти не говорила. Сблизились Шестаков с Марией тоже непонятно как. Шестакова затягивало в воронку. Он отгребал изо всех сил, сил немалых. Но водоворот чужих несчастий уходил в такую глубь, что озноб пронимал.

Весна стала на месте, ровно кто ее не пускал. Нахмурилось. Что подтаяло – снова обледенело. Грачи прилетали. Покружились, ни одной проталинки черной не увидали и улетели. Куда? за кудыкины горы. Но Шестаков уж переселил мать с сыном из одной хрущевки в другую, в свою. У него была точно такая же, как у не ладящих стариков: проходная комната и дальняя, совсем маленькая. В проходной на диване с шиком разместился Колька. Мария стеснялась себя, Шестакова, Кольку и целого света. Растопить ее лед было не проще, чем снега бессовестно затянувшейся зимы. Неласковый апрель помочь не хотел. Дом стоял на границе промышленной зоны – возле. ТЭЦ. Шестаков давным-давно выменял большую комнату в центре на такое вот отдельное жилье, первый этаж. ТЭЦ дымила. Но из душегубки-парикмахерской Шестаков Марию забрал. Определил уборщицей в Колькину (свою) школу. Очень не хотел, чтоб Алиса Алексевна прознала. Стыдился Марии? нет, скорей боялся Алисиной непредсказуемой реакции. Мария, встретившись с Шестаковым в коридоре, опускала глаза и боком-боком спешила разминуться с полюбовником. Она уже чуть поприличней оделась и причесалась. Колька получил новую куртку и прочую экипировку. Всё равно робости в них было не изжить. Еще бы. Шестаков, такой красивый, такой образованный, да с квартирой, да без алиментов – мог взять себе… Знали бы они, Мария с Колькой, как у их нежданного благодетеля внутри всё сложно и к обыденной жизни непригодно. Для него Мария с Колькой самое то. Говорить много не надо, они не приучены. И примененье непривычным деньгам нашлось, явно хорошее.

Вместо весны сразу наступило лето. За сутки потеплело на двадцать градусов. Снег будто корова языком слизала. Мария первый раз за полтора месяца улыбнулась. Шестаков записал ее улыбку себе в плюс. Тут как на грех в школьном помещенье появилась Алиса Алексевна. И сразу со всех сторон зашептали ей в уши. Уши были загляденье. Никаких бриллиантов не надо. Алиса хмыкнула. До чего же мужики могут дойти в своей лености. Взял себе прислугу. А вот и сынок. Это еще зачем? Ладно, Шестакова мы разъясним. Даже интересно.

Вечер в шестаковской квартире. Колька смотрит телевизор с наушниками. Там выплясывают какие-то девицы. Воспитывать Кольку Шестаков не пытается: тот и так запуган раз и навсегда. Телевизор сам бы никогда не включил – Шестаков ему буквально сует в руки пульт и нахлобучивает наушники. Всё, Колька нейтрализован. Во дворе без конца повторяет одно и то же заблудившаяся, не туда попавшая птица. Мария на кухне иной раз стукнет крышкой и надолго затихнет. Подаст хозяину ужин, сама не садится и Кольку не сажает. Уговаривать бесполезно. Еще хуже стушуется. Лишь когда Шестаков поест и с кухни уйдет, поманит пальцем Кольку и сядет сама. Книги у Шестакова – целая стенка – там, в дальней комнате, и компьютер тоже. Мария не заглянет, покуда Шестаков ко сну не отойдет. Погаснет полоска света под дверью, утихнет фильм, просматривавшийся онлайн. Тогда прошмыгнет, уже переодетая в ночное. Молча ляжет с краю. Спать на полу в Колькиной комнате она пыталась, но Шестаков воспротивился. Майская ночь, в окно лезут ветки на редкость жизнеспособной черемухи. ТЭЦ светит зловещим заревом. Мария под рукой Шестакова не смеет шевельнуться. Униженные и оскорбленные. Что они скажут, мать и сын, когда заговорят? о каких обидах поведают? Кто за них предъявит счет жизни, если сами они не сумеют сформулировать своих к ней претензий? или не посмеют? или и то и другое? Шестаков не тяготится своей богоданной семьей. Любишь человечество – полюби конкретных людей. А они не ангелы. Мария с Колькой моются, как Шестаков велел. Аж до дыр протерлись. В глубине души считают, должно быть, - это его причуда. Их старую одежду Шестаков понемногу выбросил. Щеголяют во всем новом. В постели Мария вся зажатая, не докличешься. Алиса Алексевна презрительно усмехается. До сих пор она Шестакова не трогала. У ней кавалеров целый полк. Но теперь решила – надо. Крепись, Шестаков. Устрашись, Мария. Иду на вы.