Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

— Приговор твой суров.

— Тот не вкусит плодов счастливой жизни, кто дважды не родится. Все заветы божии суровы.

Как и предполагал мудрый вождь племени, дело освобождения рабов оказалось непростым. Неожиданно все они отказались от свободы и столпились на равнине. К ним присоединились разведенные негритянки: волоча за собой своих детей-полукровок, они направились к мужскому шатру. Выстроились и стали проклятиями сыпать и метать камни. Мюриды вступили с ними в схватку, принялись орудовать палками и посохами, махать кулаками.

Столкновение закончилось тем, что несколько человек были ранены, а один убит. Противники Кадирийи из числа знати возрадовались этому, но шейх решил воспользоваться тут самыми действенными в жизни людей талисманами, силу которых подтвердило время: терпением и хитростью.

На следующий день он вышел к собравшимся перед шатром людям и обратился к ним с речью:

— Ведомо мне, что самое трудное дело — одержать победу над собой. Но не забывайте, что воздается лишь тому, кто дарует. Тому примеры есть от сподвижников пророка. Они смерти востребовали, и были им милости жизни начертаны. Если вы сей день не родитесь, то и назавтра не родитесь…

— Не хотим мы завтра рождаться! — прервал его крик одного из стоявших. — Оставь нас сегодня, уходи прочь!

Шейх набрался терпения и хотел было продолжать:

— Свободными мы сотворены были…

— Не надо нам свободы! — закричали в ответ. — Уходи от нас. Мы хотим жить под милостью господ наших.

— Господь ваш — Аллах! А рай лежит под стопами свободы!

— Не хотим рая! Уходи, пошел прочь!

— Говорите вы это, поскольку свободы не ведали! Дайте мне неделю — и сами увидите, какими возродитесь!

Некоторое время все молчали. Он вознамерился было продолжать, но тут одна женщина высокого роста, размахивая у него перед лицом плачущим ребенком, закричала:

— Сиротами дети наши станут, ты их отцовской ласки лишил!

— Мы к мужьям своим вернуться хотим! — загалдели другие.

Шейх замолчал, выслушивая поток проклятий и рыданий. Он отдавал себе отчет, что решился на жестокое дело, но останавливаться на полпути все же не хотел. Среди женщин он заметил гадалку, услышал противный голос:

— Мы к возлюбленным вернуться желаем. Не хотим мы в цепях в твой рай уходить!

Шейх потер ладонями лицо, пробормотал в отчаянии:

— К Аллаху взываю… Внемлите Аллаху… Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!

Факих отчаялся и был готов уже признать поражение, если бы ему на помощь не поспешили жены знатных мужей.

Начало мучениям знатных жен положил набег, организованный вождем на густые леса. Чаще всего они относили день начала своей несчастной жизни на тот печальный час, когда явился его посланец на спине пегого, поджарого словно газель, жеребенка, чтобы снарядить верблюда с бурдюками воды и встретить возвращающихся воинов, которые отдалились от поселения на день пути. Из прошлого опыта все знали, что когда всадники возвращаются с набегов на другие племена, один всадник-посланец прибывает раньше, чтобы сообщить о времени прибытия всех воинов и дать женам возможность подготовить церемониал встречи победоносных мужей. Они, бывало, торопились окрасить руки и ноги хной, умыться, надушить тела благовониями, ладаном и полевыми цветами, окропить себя редкой душистой водой «тедет», которую покупали вскладчину, а потом пускали по кругу припрятанную для таких случаев бутылку, предназначенную только для замужних жен поселения и обрядов, связанных лишь с таким знаменательным днем.

Каждая женщина [42]одевалась в самые лучшие одежды — ослепительно белую изящную «рафигат» [43], а поверх нее — голубое платье «аттари», затем пурпурно-красную робу «тамбаркамт» [44]. На украшенных хной пальцах красовались серебряные перстни, в ушах звенели, покачиваясь, серьги и подвески, а на тонких запястьях устраивались наборы браслетов. В такой день всякую шею обматывали цветные бусины ожерелий. Женщины старались избавиться от украшений из золота или воздержаться его носить, опасаясь того зла, что навлекает этот шайтанов металл. Они готовили бубны и барабаны, тренировали языки и глотки к заливистым кликам радости и тоскливым печальным песням ожидания.

Все это собрание выходило с утра пораньше в путь, двигалось разноцветной процессией по голым холмам через крутые склоны оврагов и вади по направлению к югу, туда, откуда устремляли свои пики к небесам вершины гряды Акакус. Велико бывало их изумление при виде угнанного в добычу скота: наравне со стадами верблюдов, коров и овец следовало иное стадо — чернокожих мужчин и женщин, длинную вереницу которых радостно погоняла группа охранников гигантского роста, а остальные, ростом поменьше, также сопровождали пешие толпы угнанных в неволю рабов. Все песни тоски замирали на устах встречавших.