Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

Он спокойно огляделся вокруг себя. Победным взглядом осмотрел своих соперников. Расправил осанку. Кади сделал ему знак продолжать. В уголках его глаз загорелся коварный блеск. Он почесал голову и просверлил взглядом глаза противника, прежде чем заговорить:

— Да простит мне Всемогущий Аллах, однако сладость мщения сравнится лишь еще с одной только сладостью, что не пришло мне в голову, пока я был поглощен разработкой своего плана. Не был я никогда потворцем похоти и не сильно меня заботили женщины с тех пор я поменял цель на средство и забыл о цели накопления золота, однако одна из жен старшины торговцев, эта маленькая тварь, поколебала мои планы, подала мне знак, что есть еще на свете нечто, что в состоянии сравниться с упоением мщения. Имя этому — экстаз объятия! Я чувствую стыд, заговаривая перед моими давними соперниками об оберегаемом грехе врага, однако чудо было в том, что она одарила меня счастьем, превысившим ощущение счастья самой мести. Я не утаю секрета, если признаю: она вознаградила тяготы всего моего путешествия в один этот миг! Заплатила мне цену превыше всех мешков с золотом, которые я заплатил ей. Она перевернула весы всей этой давней торговли, когда я забыл дорогу к женщине в пылу глупых поисков орудия для соблазна, она совсем случайно вернула в мою душу равновесие. Я обрел истинную Еву, которую потерял, погрузившись в производство сети для мщения. Верно, человек не обретает счастья, иначе как с течением времени!

Он посмотрел на купеческого старшину и проговорил шепотом:

— Поверь мне, почтенный старейшина, ты обладал женщиной, подобные которым могут существовать лишь в райских садах. Пусть успокоится достопочтенный господин, я буду хранить воспоминания о ней до того дня, когда расстанусь с жизнью. Это мой долг!

Он замолчал и внезапно спросил:

— Ну-ка, скажи мне: она все так же подушечку покусывает?

За словами последовал грозный смех — злой, отвратительный, дьявольский.

Когда эта новость спустя два дня распространилась по оазису, никто из живущих там не удивился.

Старшина купцов по выходе из зала суда последовал к себе домой. Он затворил дверь на засов и повесился.

Шанкытский же судья встретил свою погибель спустя три дня после исполнения приговора над хаджи Беккаем.

Что удивило жителей оазиса, так это то, что гибель его произошла по пророчеству Беккая, в тот самый день, как он предсказал. Говорили, что он будто бы произнес тогда напоследок в своей защитной речи: «Мы не только попутчики в сохранении тайны мщения, потому что звезды связали нас одной совместной судьбой. Ты помрешь спустя три дня после меня, и смерть твоя будет такой же, как моя». Кади тогда еще посмеялся над говорившим, спросил его: «Это пророчество, значит? И ты тоже прорицатель?» Однако обвиняемый удовольствовался легкой усмешкой, словно напоминая Бабе его старую историю о жизни с дорожным грабителем, который отсек ему руку, выполняя свой обет «око за око, кровь за кровь».

Через три дня, в объявленный день, пророчество исполнилось.

Трое обездоленных напали на него (а по другим слухам — все четверо), когда он возвращался домой.

Ему связали руки за спину и зверски зарезали. Много легенд порассказывали о событиях, которые последовали за этим злодейским делом. Говорили, будто бы он бежал за ними, истекая кровью и крича хриплым голосом забиваемой жертвы. Другие распространяли версию, будто бы он добрался до здания суда и там совершил свой последний вздох. Оазис был известен своими любопытными людьми, охочими до всякой жажды к легендам да пересудам, народ долго еще пересказывал ход судебного заседания и те кровавые последствия, к которым оно привело. Говорили, конечно, о пророчестве, сообщали, будто аль-Беккай проклятый подкупил дорожных разбойников золотой своей пылью, прежде чем помереть, чтобы они, дескать, завершили спор с судьей, если он объявит и исполнит смертный приговор, так вот, стало быть, он козни свои завершил до конца, уже будучи в могиле, что было похлеще тех, которые он провернул, находясь среди живых.