Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

Только однажды у него была серьезная связь с женщиной.

Это была высокая мулатка из Кано. Действительно высокого роста, с гладкой черной кожей, словно из эбенового дерева, в глазницах кружились черные зрачки, горевшие загадочно и страстно. В ее руках он испытал такие уроки искусства страсти, каких никогда не ведал в законном браке и во всех случайных связях в оазисах. Он возвращался из поездки, она приукрашивалась, прихорашивалась, обливала себя духами и благовониями. Натирала свое скользкое тело маслами и настойками из трав, цветов, бальзамами, и наряжалась в просторное платье, придававшее всей фигуре еще больше красоты, загадочности и соблазна. Она принимала его в доме, где пол был устлан шкурами диких зверей, выделку и ароматизацию которых вершили лучшие колдуны джунглей, и преподносила ему кальян мака. Среди всех дуновений и ароматов райского сада он начинал улавливать запах жаркого. Луна джунглей воздымала застенчивую голову, и начинались другие обряды колдовских магов. Этими обрядами высокая мулатка владела в совершенстве. С ними он уходил от суровости Сахары, пустыни быта, толпы, торговли, чтобы войти в другую загадочную дверь, ведущую к запретным плодам блаженства.

Эта волшебная связь длилась годы, но, конечно, должен был настать день, когда неблагодарному мужу надоел божественный райский сад, и он начал искать мотыгу разрушить святыню.

Его попутчики-торговцы вовлекли его в авантюру с безрассудными эфиопками, и, конечно, совсем нетрудно было вести об этих легкомысленных приключениях дойти до слуха высокой мулатки. Однажды ночью он вернулся и обнаружил, что она в лихорадке. Он обрызгал холодной водой ее полную грудь, она бредила на языке хауса. Загадочность джунглей исчезла из ее больших глаз, а на губах выступила пена. Он спросил о поразившем ее так внезапно недуге, а она отвернулась от него, он попытался шутить, она возмутилась и закричала на него с яростью львицы. Он провел рукой по ее кудрявым волосам, она вздрогнула и шарахнулась в сторону. Он обнял ее, пытаясь соблазнить, но она не поддалась, оттолкнула его от себя. Он заметил, что веки у нее припухли, щеки побледнели. Не трудно было догадаться, в чем причина, хотя он и не подозревал ранее, что она может быть такой тонкой, чувствительной, ревнивой до такой степени. Поутру она преподнесла ему еще один сюрприз:

— К твоему счастью я не колдунья, чтобы устроить тебе тайные путы и привязать тебя к себе. У меня и денег нет, чтобы нанять колдунью с этакой целью. Я похоронила отца, потеряла брата, чтобы они могли тебе шею перерезать, отомстив за меня. Ты удачлив, любим богами, а я — несчастная, не владею оружием, кроме своего сердца, которое я завещала тебе, а ты его предал.

Ее широкие глаза наполнились слезами и она закончила читать обвинения:

— Что может быть несчастнее человека, дарящего в наши дни свое сердце! Как несчастен на земле тот, у кого нет ничего, кроме сердца!

Он отметил, что она повторила эту жестокую фразу трижды, словно зачитывая заклинание магов, заимствованное ею от премудрых бабушек. А потом… потом она ушла.

Ушла навсегда.

Она сбежала. Он искал ее во всем Кано и не нашел. Он опрашивал и заставлял искать торговцев, знакомых, предсказателей, но они были не в силах указать путь к ней. Более всего его ранила его беспечность. Эта его глупость проистекала из неведения, незнания природы и характера мулатки из джунглей, женщины, не способной так овладеть тайными приемами райского блаженства, если она не полюбит всерьез. Он не простил себе этого невежества относительно ее богатой, чуткой души и преданного сердца. Он не забыл пожара, вспыхнувшего в его груди, эту трагедию он носил с собой по сей день.

Это мгновение вернулось к нему спустя недели, когда он подставлял шею на милость палачу. Если бы это мгновенье не вмещало в себя чудесного духа невозможности, он не променял бы его на безумную удивительную поездку, имя которой — жизнь, а он променял ее так, он пожертвовал голову палачу, приготовляя себя к переходу на ту сторону.

Легендарное мгновение появилось так, как вообще возникает подобная ситуация между мужчиной и женщиной. Да нет — между самцом и самкой.

Он прибегнул к кальяну с гашишем, как его обучила тому пропавшая мулатка — великанша — чтобы набраться храбрости и уничтожить страх. Мужчина по природе своей труслив, как бы ни выказывал он свое мужество, когда дело доходит до святотатства и протягивания руки за плодом запретного дерева. Чтобы не дрожала рука, чтобы подавить эту сокрытую трусливую дрожь, он прибегнул к гашишу и… дерзнул. Ее шелковая кожа напоминала ему кожу его утраченной великанши. Однако то, чего он не знал, о чем ему ничто не напомнило и что он действительно воскресил, это то, что он стоял уже на пороге конца — это произошло после прикосновения, после первого прикосновения к невинности. Впечатление, произведенное легендой, принесло ему утешение, и он променял небесный миг на жизнь — не единожды не предполагал он ранее, что в состоянии обменять ее на что бы то ни было, пусть и на бытие в раю и в вечности… Что, она — иллюзия, что ли? Или все это бесовский, сумасшедший миг от сатаны? Разве способно застенчивое живое существо, закутанное в скромность и стыд, произвести чудо, уничтожить вмиг весь богатый опыт паломника аль-Беккая и превратить мудрость Великой Сахары в пепел и прах? Или это мгновенье — то самое, на которое его прародитель променял царствие небесное, рухнув из-за него с райских высот, обменяв вечное счастье на земные страдания? Да. Это, пожалуй, походит больше всего. Это — единственное объяснение, наиболее точно отображающее истину момента и его триумф.