Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

— О горе мне, горе! Все опять вернулось ко мне! Все пойдет сызнова!

Злые козни действительно начались вновь. Мальчик стал бояться палок и веревок, всего, что могло иметь окраску или извиваться, как змеиное тело. Голова его наполнялась шипением, змеи принялись кусать его в пятку, обворачиваться вокруг шеи всякий раз, как только он засыпал в постели.

Мать отвела его к проходившему через становище факиху, он направлялся в Марракеш. Соседки рассказали ей, что он отважен как лев и каждую ночь проводит в схватках с маридами и джиннами. Факих не распространялся о причинах своей вражды с представителями нечистой силы. Мудрецы племени узрели в этой его борьбе дело благое и мужественное, не требующее объяснений. Потому что провокации и искушения джиннов, с которыми выступали против них дерзкие искатели приключений, часто вызывали несчастья у самих неискушенных жителей становища.

Она поведала ему историю про сына и про змей, с самого рождения мальчика и до той ночи, когда он потерял амулет. И закончила свой рассказ в плаче:

— Мудрый прорицатель покинул нас, уехал в Кано. Никто в поселении не находит в себе смелости бороться со скрывающимися повсюду змеями. Сам Аллах прислал тебя к нам. Мне на помощь!

Факих резко бросил ей в лицо:

— Не дождетесь блаженства вы, жители Сахары, доколе пользоваться будете талисманами колдовскими и следовать вере бесовской магов! Посети меня завтра с сыном своим.

На следующий день она явилась к нему с сыном. Скрестив ноги сидел он на земле перед разожженным костром. Он схватил мальчика за руку и сделал ей знак удалиться и оставить их вдвоем. Она пошла на соседний пустырь, как вдруг услышала дикий, безумный крик ее сына. Сердце выпрыгнуло у нее из груди, она бросилась обратно к шатру. Она нашла его лежащим на земле, рядом с очагом, в предсмертной агонии — под ногами у него извивалась настоящая змея! Ее охватил ужас, она лишилась сознания. Потом она обнаружила, что бьет преступного факиха палкой из дров и кочергой. Палка сломалась, кочерга выпала из руки, она вцепилась ногтями ему в лицо, изрыгая проклятья:

— Ты убил его, злополучный болтун! Ядом убил моего мальчика, в жертву его принес за золотые свои клады! Ты поганый бродяга, презренный златоискатель! Злой ты гад и никакой не богослов!

Факих побежал от нее прочь, закричал:

— Побойся бога, женщина! Змея ни за что не укусит, я ей обе челюсти связал, сшил их иголкой и ниткой!

Он действительно прошил змее кожу на челюстях, иголкой с нитью, однако нервное потрясение привело к тому, что мальчик навеки утратил зрение.

С того самого дня обителью его стала тьма.

Из этого коридора он начал познавать свой путь в темную полость. Отца он потерял в двадцать один год. Через три года за ним последовала и мать. Прежде чем исчезнуть она попыталась связать его судьбу с женщиной, думая, что та в состоянии обеспечить счастье сыну. Она устроила ему встречу с предложенной девушкой, и он вдруг ощутил ее неприятный запах, отталкивающий, словно запах хорька. Он отказался от брака, тошнота всякий раз подступала ему к горлу, когда он усаживался рядом с девушкой и когда женщина приближалась к нему. Его мать была единственной женщиной, от которой не исходил хорьковый запах!

Он начал каждый день сидеть в полусумраке вечера. Внимал величественной тишине, продвигался по бесконечному коридору тьмы. Он осознал, что зрение наделяет женщину красотой, делает ее привлекательной для глаз мужчины. Однако, мрак открыл для него ее суть, обнажил перед ним ее отвратительное тайное естество. Сорок лет он ощущал в женских сосудах источник того неприятного запаха. Сейчас он признавал, что прошло много времени его наблюдений, прежде чем он добрался до небольшого бурдюка отбросов, которые копятся в сокровенной сердцевине. Каждый день он смеялся в душе, осмеивал про себя тех всадников-самозванцев, которым жизнь рисовало их больное воображение, их слепое зрение представляло им женщину небесным ангелом или гурией из числа джиннов. Они боролись за обретение их благосклонности и бросали себя в опасности во время походов в джунгли, чтобы захватить девушек-эфиопок или вернуться с молодыми негритянками. Наивный глупец, бросавший себя в огонь, полагал, снисходя своему желанию завоевать красавицу, что он — рыцарь благородный, не понимая, что он всего лишь глупое существо, тронутое блестящим сосудом, полным нечистот. Бурдюком, кишащим червями, полным крови, мочи, экскрементов. Несмотря на то, что мужчина — бурдюк, не слишком отличающийся чем-нибудь — разве что запахом — от отвратительного запаха самки, это заставило его научиться ориентироваться в коридоре тьмы жизни, в полости женщины. Его чувствительность достигла предела, сделала его способным не видя различать женщин и мужчин на весьма далеком расстоянии.