Ему не было и тридцати лет. Прошу, запомните его имя — Анатолий Звягин.
Год 1944-й. Вайнёде — небольшой городок на границе Латвии с Литвой. Здесь случилась трагедия, от которой на войне не страхуют ни бесстрашие, ни опыт. При воздушном налёте на железнодорожную станцию фашистская тонная бомба угодила в узел связи армии. 83 человека погибли, многих завалило.
Хоронили, несмотря на военные трудности, со всеми почестями, в деревянных гробах. Духовой оркестр играл похоронный марш. Артиллерию всей армии «посадили» на один телефонный провод. Орудия нацелились на конкретные участки вражеской обороны.
Генерал — командующий армией, смахнув слезу, выпрямился, поднёс трубку к губам и, как в обойму, вложив в слова всю горечь утраты и лютую ненависть к врагам, скомандовал:
— За павших товарищей — огонь!
Залп… Залп… Залп…
Связисты-разведчики с переднего края сообщили по телефону:
— У противника паника.
Не мудрено. Такой интенсивности огня не было давно.
Слово «война» витало в воздухе давно, однако её начало каждого из нас застало по-разному.
Меня, например, на утреннем киносеансе. Демонстрировался «Закройщик из Торжка» с участием Игоря Ильинского. И хотя фильм весёлый и война была ещё очень далеко от Сталинграда, но мною овладела тревога. Мысли были там, где рвались бомбы.
Мой фронтовой друг Александр Андреевич Витковский, призванный на сборы, находился в Тоцких военных лагерях. Утром получил разрешение постирать в речке гимнастёрку. Прибежал посыльный: «Началась война».
Знакомый, работавший в тогдашней Бессарабии, только что вышел из ванной — стук в дверь. Велосипедист-молдаванин протянул повестку: «Распишитесь…» Через полчаса машина увозила его к фронту.
И с концом войны также встречались по-разному.
Молодой солдат Кузьма, раненный ночью, умер на перевязочном столе в тот момент, когда шло разоружение гитлеровцев. «Поднимите, взгляну, как сдаются…» — были его последние слова.
Лейтенант Коваленко служил на Дальнем Востоке и всё добивался отправки на фронт. После долгих хлопот получил назначение, но прибыл в наш полк… 9 мая, когда пушки замолчали.
Водителю полуторки, доставившему на передовую боеприпасы, заявили:
— Всё, брат, они не нужны.
— Как не нужны?
— А так, война закончилась.
Он побледнел и через открытую дверку мешком вывалился на землю, потеряв сознание. Отхаживали. У солдата, дважды раненного, несколько раз попадавшего в засады в лесах Прибалтики и Восточной Пруссии, нервы не выдержали резкого перепада чувств.
Прислугу полковой артиллерии, проснувшуюся 9 мая, ожидал приятный сюрприз. Из стволов их орудий приветственно выглядывали пышные букеты полевых цветов — алых маков. Постарались девушки-связистки.
А капитан Витковский в своём дневнике на следующий день записал: «Впервые снял гимнастёрку, шаровары и спал в нательном белье».
ПАМЯТЬ ПИСЕМ, или ЧЕЛОВЕК ИЗ ТАНКА Т-34
Ничто на свете не случайно, все предопределено. Особенно встречи. И особенно те, что поднимаются над пространственным временем и временным пространством.
В середине 2001 года у меня была напряженная пора: сбывалась мечта — на Дмитровском шоссе, в Подмосковье, строился музейный комплекс «История танка Т-34», по моей инициативе, при поддержке моих друзей и соратников из региональной культурно-просветительской общественной организации «Атлантида — XXI век». На узком мысу, между остатком старого и новым шоссе, дружно сошлись в едином порыве отнюдь не всегда дружные силы Московского правительства и правительства Московской области, а также Главного автобронетанкового управления Министерства обороны Российской Федерации, администрации г. Лобня и просто смелых людей, уверенных в том, что единственный в мире музей, посвященный легендарной «тридцатьчетверке», должен возникнуть именно здесь, на семнадцатом километре от МКАД, у северной окраины деревни Шолохово и южной окраины поселка Луговая, там, откуда с ближайшего к Москве места 6 декабря 1941 года пошел на Лобню и Красную Поляну батальон танков Т-34.
Мог ли думать мой отец, Николай Алексеевич Кучеренко, один из создателей этой машины, что его «стихоплётка» окажется в центре такого движения, в наши дни почти ирреального: вокруг разваливаются и распродаются музеи, а тут возникает новый, на историческом месте?
Об этом я и рассказывала летом 2001 года по радио «Эхо Москвы» в ночном эфире, у Бориса Алексеева. Люблю его передачу: с Борисом чувствую себя легко и свободно. Тем поздним вечером я утверждала, что люди должны собирать и бережно хранить крупицы прошлого, стремительно ускользающего в небытие.
Читать дальше