Чарльз Сноу - Коридоры власти

Красивый костюм, подумал я без малейшего интереса.

— Ни за что не догадаетесь, откуда он у меня.

«Где уж нам».

— На самом деле этот костюм… — Гилби произнес не фамилию модного портного, а название крупного лондонского универмага. — Звучит не слишком шикарно, но и не моветон.

Следовало любым способом вернуть лорда Гилби к теме. Была моя очередь. А известно ли лорду Гилби, что кое-кто уже прощупывает почву относительно новой системы доставки баллистических ракет? Что Броджински, судя по всему, отнюдь не собирается прекращать прощупывание из-за одного только недостатка поощрения? Не благоразумнее ли будет — тут Роуз с Осболдистоном были солидарны — решить проблему прежде, чем о ней заговорят в более широких кругах, не благоразумнее ли привлечь Гетлиффа, Люка и барфордских ученых, причем прямо сейчас? Возможно, самому министру этим заниматься сейчас не стоит, сказал я, однако многих затруднений удастся избежать, если, допустим, Квейф проведет одну-другую неофициальную встречу.

— По-моему, хорошая мысль, — очень вовремя вставил Осболдистон.

— Квейф? Вы имеете в виду нового парламентского секретаря? — отреагировал лорд Гилби, просветленно глядя нам в лица. — О, Квейф чрезвычайно мне поможет. Такая работа слишком тяжела для одного человека — впрочем, об этом вы оба, друзья мои, знаете по собственному опыту. Конечно, мои коллеги — политики, как и Квейф, а я простой солдат; пожалуй, некоторым из моих коллег работа покажется куда проще, чем мне, исключительно в силу их способностей, а также благоприобретенных и отточенных навыков. Квейф чрезвычайно мне поможет. Правда, бочку меда — я говорю о вашем предложении, Льюис, — бочку меда портит одна ло-о-жечка дегтя. Правомерно ли — я хочу сказать, порядочно ли — просить человека о содействии прежде, чем он начнет ориентироваться в кабинете? Я не являюсь поборником стратегий, при которых человека…

Еще довольно долго лорд Гилби проповедовал пассивное сопротивление. Пусть он считает свою работу слишком затратной для одного человека — все равно это любимая работа. Пусть он простой солдат — зато у него поразительные способности к выживанию; как и всякий, он провидит результаты прихода умных молодых политиков, каковые политики буквально наступают ему на пятки. В этом смысле, кстати, у нас преимущество. Мое ведомство, сказал я, с готовностью возьмет на себя эти первые обсуждения. Если Люк и другие ученые примут ожидаемую нами позицию, кабинету лорда Гилби вообще не придется работать над проблемой.

Мысль делегировать часть работы из собственного министерства лорду Гилби не понравилась; впрочем, мысль вовсе избавить собственное министерство от этой работы ему понравилась еще меньше. В конце концов — весьма добродушно — лорд Гилби дал нам уклончивое разрешение. Вот как он сказал:

— Да, возможно, именно это мы и должны сделать.

Осболдистон не моргнув глазом взял бумагу и пообещал передать уведомление парламентскому секретарю.

— Нельзя перегружать беднягу работой, — произнес жаждавший реванша Гилби. Впрочем, он умел проигрывать. Сухо, словно специалист — паре олухов, Гилби добавил: — Вот и все, что мы пока можем сделать. Я в таких случаях говорю: «Утро прошло с пользой».

Мы знали, что заседание у него в полдень. Человек, в нашем деле несведущий, подумал бы, пожалуй, что лорд Гилби от заседаний увиливает. Ничего подобного. Лорд Гилби заседания любил. Всегда загодя к ним готовился, тщательно выбирал костюм и даже принимал особую повадку. Обычно, прощаясь со мной, Осболдистоном или секретарями, лорд Гилби говорил «До скорого» — тоном, усвоенным в бытность подающим надежды офицером Королевского кавалерийского полка перед Первой мировой. Однако, уходя на заседание кабинета министров, лорд Гилби до этого тона не опускался. Торжественно и безмолвно он склонял главу, прямой как палка, шествовал к двери, словно нес — и боялся расплескать — фиал, до краев полный благочестия.

Итак, мы обошли лорда Гилби, и я стал наблюдать Роджера в деле. Роджер с готовностью выслушивал всех своих коллег. Сам высказывался редко, планов не афишировал. А мне требовалось узнать о некоторых его планах (особенно об одном), не столько из любопытства, хотя оно неуклонно обострялось, сколько ради собственной стратегии.

В середине июля Роджеру предстояла первая речь в министерстве. Мне ли, столько министерских речей отредактировавшему, было не знать, как они важны — что для парламентских боссов, что для магнатов любого сорта. Черновик за черновиком; поиски немыслимого, надфлоберовского совершенства; усекновение каждой фразы, с тем чтобы на выходе речь была согласно закону официальной туманности более размазанной, чем в стадии первого черновика. Я всегда терпеть не мог писать черновики для других и уже давно этим не занимаюсь. Для Гектора Роуза или Дугласа Осболдистона писание черновиков — часть работы. Они эту часть терпят со свойственным им смирением — если министр вычеркивает их точнейшую, на великолепнейшем английском внесенную правку и продолжает по-своему, в силу своего литературного дарования, они только усмехаются — и не вмешиваются.