Чарльз Сноу - Коридоры власти

— Она однолюбка, — заметила как-то Маргарет с усмешкой, которую тут же подавила. — Причем до такой степени, что сил даже на дружбу не остается. Мне бы на месте Роджера было жутковато — такое принимать. А он ничего, принимает. Наверно, на этом их отношения и держатся.

Кстати, а где моя Маргарет? Я оставил Луфкина, вышел из душной, сияющей бриллиантами и канделябрами гостиной на балкон. Маргарет была там, с ней еще несколько человек, Фрэнсис Гетлифф в их числе. Я отвел ее в сторонку. Новость, выданная Луфкином, возымела странное действие — будто на меня нахлынули воспоминания, то ли горькие, то ли счастливые. Я должен был поделиться с Маргарет.

Она выслушала, бросила взгляд на ослепительную гостиную. Она прежде меня поняла, что рассказываю я не о Луфкине или Худе, но о провале Роджера и всех, кто был с ним заодно. На самом деле я говорил о том, что мы пытались — и не сумели — свершить.

— Ты прав, — констатировала Маргарет. — Нам нужна победа.

Маргарет была настроена оптимистически. Опять бросила взгляд на гостиную. Как и я некоторое время назад, подумала: «Ничего не изменилось». Повторила:

— Нам нужна победа.

Она не собиралась сдаваться, и мне не позволяла.

Приблизился Фрэнсис Гетлифф. На секунду мы с Маргарет неловко замолчали, будто только что сплетничали о нем. Фрэнсис больше не с нами. Фрэнсис сдался. Нет, не изменил своим убеждениям — просто устал, уверился, что не выдержит дальнейшей борьбы. Обосновался в Кембридже, отдался научным исследованиям. Даже сегодня успел изложить новую идею, да с юношеским пылом.

Поражение, пережитое вместе, думал я, влияет на дружбу ничуть не менее пагубно, чем изначальное несходство взглядов. Мы с Фрэнсисом дружим тридцать лет, но удельный вес душевности, исчезнувшей из наших с ним отношений, практически равен этому же показателю, исчезнувшему из моих отношений с Дугласом. Невелика потеря, с учетом того факта, что мы выкарабкались; невелика, но невосполнима.

Мы стали говорить о колледже, о Кембридже. Прошлись по балкону. Над садом, над крышами низко висело небо. Городские огни — свидетельства, что Лондон не спит — вязли в небе, небо было напитано ими, отражало их, возвращало Лондону. Разговор перекинулся на детей, стал живее — мы были старые приятели, обрастали семьями на глазах друг у друга. Мысли о борьбе, и даже о причинах ее, постепенно улетучивались. Мы говорили о наших детях, мы на них радовались. Единственная загадка — Пенелопа. Она и Артур Плимптон оба в Штатах; оба создали семьи — каждый свою. Фрэнсис улыбнулся, как Дон Кихот при осознании, что перед ним — мельницы.

Под прекрасным небом Лондона мы говорили о детях, об их будущем. Говорили так, словно будущее наших детей — легко, приятно и безопасно, словно мы всегда будем на них радоваться.

Эдельман, Морис (1911–1975) — родился в Кардиффе, куда его родители бежали в 1905 г. от погромов в России и Польше. Более тридцати лет избирался в члены парламента от партии лейбористов. — Здесь и далее примеч. пер.

В британском парламенте голосования проходят вечером. Депутаты обязаны являться в прямом смысле «по звонку», прямо из дома или из гостей.

Один из оксфордских колледжей.

Имеется в виду единственная сохранившаяся башня Имперского института, спроектированного архитектором Т. Э. Колкуттом (1840–1924). Ныне башня является частью Имперского колледжа.

Закрытая частная школа, по уровню не ниже Итона.

Искаженная цитата из «Путешествия пилигрима» Джона Баньяна (1628–1688), английского писателя, баптистского проповедника.

Имеются в виду слова Джона Донна: «Нет человека, который был бы как остров».

Вандербильт, Корнелий, по прозвищу Командор (1794–1877) — американский транспортный магнат.

2 ноября 1956 г. чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН потребовала от Великобритании, Франции и Израиля прекратить военные действия и отвести войска на исходные позиции.

Мэхэн, Альфред Тайер (1840–1914) — американский морской военный теоретик и историк, один из основателей геополитики.

Нокс, Джон (1510–1572) — крупнейший шотландский религиозный реформатор, заложил основы пресвитерианской церкви. Резко выступал против женского правления, враждебно встретил возвращение в Шотландию Марии Стюарт (1561), оставался самым непримиримым ее противником, называл идолопоклонницей и агентом папской власти.