На заднем плане я еще, напрягая зрение, могу различить, точно исчезающий мираж, залитую солнцем траву и синеву небосвода, по которому летит далекой параболой зеленый силуэт, тень призрачного изумрудного кинжала.
— Остановись, постой! Дай мне еще минуту — одну минуту посмотреть на зеленого дятла! — умоляю я, а тем временем мои руки с автоматическим послушанием начинают выполнять свою отвратительную задачу.
Но разве машине есть дело до зеленого дятла? Колеса крутятся быстрее, поршни мягко скользят в своих цилиндрах, шум механизмов заполняет весь мир. Давно погруженная в рабское подчинение, я по-прежнему черпаю силы из какого-то безжалостного источника, чтобы продолжать свой труд, хотя едва способна стоять на ногах.
В полированном металле мне удается разглядеть свое отражение: бледное, измученное лицо, глаза глядят в никуда, испуганные, затравленные, одинокие в кошмарном мире. Порой — не знаю отчего — я думаю о своем детстве; помню, как была школьницей, сидела за тяжелой деревянной партой, а потом маленькой девочкой с густыми, белокурыми, растрепанными ветром волосами — кормила лебедей в пруду. И мне кажется удивительным и печальным, что мои юные годы прошли в подготовке к тому, что, всеми позабытая, измученная, я поневоле обслуживаю машины тут, столь далеко от солнечного света.
В ЛЕЧЕБНИЦЕ
перев. А. Асланян
Картина в точности напоминает сцену, на которой вот-вот начнут играть легкомысленную комедию, что-нибудь беззаботное, веселое. На заднем плане видна часть первого этажа особняка, двери справа и слева выходят на широкую галерею, где расставлены столы и стулья. Перед ними — лестница, узкие каменные ступени ведут в сад. Крышу галереи поддерживают массивные колонны светлого камня. За крайними колоннами с обоих концов видны стены дома, заросшие вьющимися побегами — ворох ярко-оранжевых и багряных цветов. Несколько пышных цветков-трубок ветром унесло на ступени, где они лежат, словно разбросанные под ноги свадебной процессии. Передний план — в театре он был бы зрительным залом — включает в себя огромную панораму: убегающая вниз земля, пейзаж с озером в отдалении и горами позади. Весь этот вид залит слепящим летним солнцем.
Поначалу картина безлюдна. Стайка голубей дважды облетает вокруг, мелькая крыльями, и исчезает в синеве неба.
Распахивается дверь на правой оконечности галереи, взгляду открывается сборище людей. Это хорошо одетые мужчины и женщины разных возрастов: одни стоят, другие группами сидят за столами. Они только что пообедали. Кто-то курит, кто-то держит кофейную чашку. Самое поразительное здесь — молчание. Лишь несколько человек беседуют между собой; у остальных вид отсутствующий или такой, будто они приостановлены, будто ждут, когда им скажут, что делать. Вскоре они начинают медленно перемещаться по галерее и один за другим исчезают в дверях слева. Видно, как их направляет туда седовласая женщина — судя по всему, обладающая некой властью. Она устраивает группу из четырех человек за крайним столом слева и вручает им колоду карт; один сдает в небрежной манере.
Самое удобное кресло посередине галереи занимает крупный мужчина в черном костюме. Около сорока, лысоват, лицо круглое, красное, жизнерадостное. Развернув газету, он начинает читать. Он чем-то — трудно сказать, чем именно — отличается от недавно прошедших мимо людей. Возможно, дело попросту в том, что он не подчиняется седовласой женщине. Профессор — вот его роль.
Спустя минуту-другую дверь слева открывается, и входят еще три персонажа; вид у них несколько скрытный — создается явное впечатление, что они ускользнули из-под чужой власти. При виде профессора, которого они не ожидали тут застать, их охватывает замешательство, но он улыбается им поверх газеты и снисходительным взмахом подзывает ближе. Они с облегчением проходят вперед, минуя картежников, поглядывающих на них с легким любопытством, и рассаживаются на верхнем уступе галереи, прямо напротив профессора.
Здесь они некоторое время сидят, не разговаривая, всматриваясь в слепящее полыхание сквозь темные очки. Центральная фигура этого трио — молодая особа с соломенными волосами, нарядно одетая, в бледно-розовом. Справа от нее — молодой человек с заостренными ушами и полузадумчивым, полузлодейским лицом фавна. Мужчина по другую руку от нее постарше, у него грустное еврейское лицо. Между всеми тремя заметно любопытное сходство, и объясняется оно не только тем, что каждый из них строен, элегантен и носит черные очки.
Читать дальше