Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени

Еще до пробуждения, я всем стылым нутром почувствовал, что нахожусь в очень нехорошем месте. Не решаясь открыть глаза, по звукам и запахам, я все больше укреплялся во мнении, что место это чрезвычайно нехорошее.

Да, это был вытрезвитель! Большая комната, окрашенная отталкивающей грязно-зеленой краской (и где только такую отвратную выпускают?) с характерным казенным колером, с забранными решетками окнами, обитой железом дверью с глазком и с двумя рядами кроватей, на которых под простынями на матрасах были пришиты обыкновенные медицинские клеенки на случай слабости мочевого пузыря кого-либо из клиентуры, со специфическими красноречивыми разводами. Теперь оставалось выяснить, как и, главное, за что я сюда попал? Разрешение этого вопроса не заставило себя долго ждать.

Зычный голос сержанта, вошедшего в палату (не в камеру, а в палату, учреждение — хоть и милицейское, но с гуманным медицинским уклоном) заставил похмельную братву, кряхтя, постанывая и откашливаясь, встать с коек и проследовать в коридор. Здесь всю публику, облаченную в трусы (от семейных, застиранных и обтруханных до крайности или стоящих колом до кокетливых плавок, которые были в явном меньшинстве), разделили на две неравные части. Первым надлежало просто заплатить штраф за ночлег и «услуги» и катиться к чертям собачьим. Меньшая часть по пьянке натворила что-то предосудительное, и ей предстояло теперь еще пройти через горнило суда, который должен был определить степень тяжести содеянного и вынести решение о наказании. Я, к великому огорчению, оказался именно в этой второй, меньшей части. Нам выдали в смерть измятую одежду, засунутую на ночь в полотняные мешки, и стали оформлять бумаги для предстоящего суда.

Вам известен способ превращения человека в бесправное, пугливое существо со всеми имеющимися в природе комплексами неполноценности? Достаточно не дать ему утром побриться, почистить зубы, чтобы уничтожить зловонное, как логово стервятника, дыхание, облачить в одежду «а ля клошар» [2] Французский бродяга. , отобрать документы, и результат достигнут.

Наконец, я все же выяснил причину, по которой мне выпал удел наверняка быть осужденным за мелкое хулиганство. Раздутый от важности возложенной на него ответственной миссии, источающий крайнюю брезгливость и презрение по отношению к «клиентам отрезвительного заведения», буквально сочившиеся вместе с потом и жиром из его пор, толстопузый лейтенантик примерно моего возраста зачитал протокол, согласно которому, вчера, около полуночи, я, находясь в состоянии алкогольного опьянения сильной степени, имел наглость справить малую нужду непосредственно на угол РОВД Кировского района. Был ли это фасад или задняя часть учреждения, в протоколе не уточнялось. Но то, что место не оказалось центральным входом, хоть в малой мере служило слабым утешением и не грозило самой радикальной расправой. Конечно, ужасно стыдно и недостойно помочиться на стенку милицейского участка или отдела, поэтому пузатый не по годам лейтенантик воспринял дерзостный факт не только как проявление крайнего неуважения к власти, но и как личное оскорбление. Со злорадной мстительностью в голосе он предположил, что меньше чем 10–15 суток за такое правонарушение суд мне не определит: «А еще студент-медик! Хотя, может быть, уже бывший!?»

Этого парня в детстве, по всей вероятности, перекормили рыбьим жиром, отсюда проистекала его явная нелюбовь к медицине.

Неприятности никогда не приходят одни: это затертая банальность, но в то солнечное, хотя и очень пасмурное в душе утро, все было именно так. Кто-то дернул меня за рукав. Обернувшись, я увидел еще одного служителя по отрезвлению масс, старшину-татарина, худого и неказистого, на котором милицейская форма висела, словно на вешалке: «Меня ты разве не помнишь? Меня зовут Анвер? Когда ты вчера сопротивлялся и брыкался, то ударил меня ногой по лицу. Что я скажу начальству, своей жене и взрослым детям?»

Действительно, на роже старшины Анвера под левым глазом расплывался синюшно-багровый кровоподтек. Но недаром я уже прошел цикл судебной медицины, чтобы сразу определить, что это далеко не свежий вчерашний фингал, а срок его образования соответствует не менее трем суткам. Глаз не был заплывшим, отек мягких тканей полностью отсутствовал, а по периферии подглазничного украшения явственно просматривалась кайма с прозеленью. Но вступать в полемику по актуальным вопросам судебно-медицинской экспертизы в моем положении было нецелесообразным.