Полонистка и переводчица Наталья Подольская, живущая в России, сетует на страницах журнала, редактируемого Ежи Помяновским:
«Конечно, добрая воля „Новой Польши“ разобраться или не разбираться глубже в злопыхательских нагромождениях тов. Куняева. Жаль только, что наших полонистов и нашу печать они, насколько я знаю, оставили почему-то безразличными и безучастными…».
Не надо жалеть, гражданка Подольская: российская пресса и её читатели не остались «безразличными и безучастными»к моим «злопыхательским нагромождениям». Помимо «Московских новостей» о них писала «Литературная газета» в статье П. Жихарева «Шляхетский гонор и северный колосс», в журналах «Дружба народов» и «Отчизна» были статьи полонофила Льва Аннинского… А в журнале «Родина» (2004, № 7) статья историка Геннадия Матвеева, в которой последний, по словам Помяновского, « или повторяет инсинуации Куняева с той же клеветнической целью, или он стал жертвой незнания и небрежности». Можно вспомнить отчаянные вопли Валентина Оскоцкого, кажется, в «Лит. вестях», а уж читательских откликов в «Наш современник» после публикации в нём очерка «Шляхта и мы» не счесть. До сих пор приходят. Книга стала популярной. Читатели её ищут. Три издания, вышедшие за два года, распроданы. И вообще вся ваша возня на тему: замечать или не замечать антишляхетское сочинение Станислава Куняева — напоминает мне грубый русский анекдот, в котором встречаются два соседа и один говорит другому:
— Иван, а ведь ты спишь с моей женой. Это — нехорошо.
— А жена твоя говорит — хорошо! Вы там в своей семье разберитесь сами.
Так что разберитесь, панове, сами в своей собственной семье, чтобы не быть в идиотском положении, в каком вы находитесь сегодня.
* * *
Интересно то, что в самую пристрастную и въедливую полемику со мной чаще других вступает главный редактор «Новой Польши». Я, видимо, «достал» его настолько, что он начал откликаться не только на «антипольские» мои работы. В частности, неутомимого Ежи очень взволновала моя статья из мартовского номера (2004 г.) «Нашего современника». Прочитав её, пан Ежи буквально вышел из себя: во-первых, от возбуждения переврал название статьи, окрестив её «Крупнозернистые поэты» (у меня — «Крупнозернистая жизнь»), а во-вторых, написал неправду, будто бы она «направлена против русского поэта, которого в Польше особенно ценят и любят», — против Осипа Мандельштама.
Но я писал о творчестве трех поэтов трагической судьбы — Мандельштама, Заболоцкого и Даниила Андреева. К тому же статья совсем не «против Мандельштама». Наоборот, я старался бережно и подробно прочитать все стихи Мандельштама, имеющие прямое отношение к Сталину и сталинской эпохе. А их у Осипа Эмильевича не одно и не два (не только знаменитая «Ода», и «Мы живём, под собою не чуя страны», что утверждает, видимо, плохо знающий творчество Мандельштама мой оппонент), а целых десять. И все они крайне важны для разговора о мировоззрении поэта. Этот честный анализ Помяновский называет почему-то «позорным приёмом»и вообще теряет всякий контроль над собой, осыпая меня и мои книги всяческими мелкими оскорблениями: «автор книжицы „Шляхта и мы“— курьёзной антологии клеветы и претензий», «опусы», «инсинуации», «дезинформация», «его статейку», «наш Фигляев»и т. д.
Помяновскому аж плохо становится, когда он вычитывает из моего анализа стихов Мандельштама, будто бы «поэт был искренним поклонником Сталина и энтузиастом режима». Но другого вывода, вчитавшись в «сталинские» стихи, написанные после 1935 года, сделать, увы, невозможно. Вспомнить бы Помяновскому, что даже великий (как считают поляки) польский поэт Константы Ильдефонс Галчинский искренне славил Иосифа Сталина — почему же Мандельштама трудно представить в той же роли?
Ладно, не хочет Помяновский прочитать трезвым взглядом то, что я написал, — Бог с ним. Видимо, ему нужны иные авторитеты, нежели автор книги «Шляхта и мы», «не замешанные» ни в русском национализме, ни в советском патриотизме, ни в полонофобии. Рекомендую одного из них — блестящего знатока античности, философа и умного критика, прекрасного переводчика литературных текстов со многих языков, профессора и доктора наук, одного из самых известных сотрудников Института мировой литературы, человека безупречной научной и национальной репутации, соратника покойного С. Аверинцева — Михаила Леоновича Гаспарова. Толстого, флегматичного Мишу, с которым я проучился на филологическом факультете МГУ с 1952 по 1957 год.
Читать дальше