Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 10

Но я, собственно, хотел поговорить о необычной актерской судьбе Анатолия Петровича, вместе со страной претерпевшей и взлеты, и падения в изломанные революционные годы.

Сын главного химика морозовских мануфактур Викторова, он, отбросив первый слог родительской фамилии, становится актером Кторовым. В семнадцатом году поступает в знаменитый театр Корша и работает в нем вплоть до 1932 года.

Театр Корша был знаменит своими актерами. Там в разные годы служили П. Н. Орленев, В. Н. Давыдов, В. О. Топорков, Е. М. Шатрова, Н. М. Радин, М. М. Блюменталь-Тамарина, В. Н. Попова. Блестящее актерское созвездие во главе с режиссером Н. Н. Синельниковым. Основной особенностью этого театра было то, что там каждую неделю ставили новую пьесу. Каждонедельная премьера! В среде московской интеллигенции считалось хорошим тоном быть участником этих театральных праздников. Ну а для актеров это была беспримерная школа формирования собственного профессионального «я». Играли в основном под суфлера.

За неделю текст роли, особенно главной роли, выучить, конечно, было невозможно. Анатолий Петрович как-то рассказывал, как однажды после удачной премьеры, выходя кланяться восторженно кричащему залу, Топорков, держа его за руку, тихонько сказал: «Толя, а спектакль вроде неплохо принимается… Надо бы пьесочку проче-е-сть!..»

Молодые актеры играли много, играли хорошо, были кумирами московских зрителей вплоть… Вплоть до 1932 года, когда правящая власть вдруг ни с того ни с сего (а может, и с того и с сего) закрывает легендарный театр. Обвинив его черт знает в каких грехах. Бесхозных актеров подбирают другие театры. Топорков и Кторов попадают во МХАТ. И вот тут, беря затасканный словесный прием, творческая жизнь в театре Анатолия Петровича Кторова, мягко говоря, приостанавливается. (Вспоминаются невольно слова булгаковского Мастера о своем первом и единственном романе: «И я вышел в жизнь, держа его в руках, и тогда жизнь моя кончилась…».)

Во МХАТе Кторова посадили на голодный творческий паек. Нет, какие-то роли ему давали. Небольшие, малозначащие, не отвечающие его творческому складу. (Исключение — Джозеф в «Школе злословия» Шеридана.) И вся эта вялотекущая жизнь длилась в течение чуть ли не тридцати лет! Вдумайтесь только — ТРИДЦАТЬ лет! Бывали периоды, когда по пять-шесть лет он не получал ни одной новой роли. В конце пятидесятых он твердо решил уйти из театра. Хватит! Пора на пенсию!

Не знаю, успел ли он подать заявление об уходе, но тут случилось то, что редко случается в актерской судьбе: ему дали главную роль! В новой пьесе! И какую роль! Бернарда Шоу в пьесе Килти «Милый лжец»!

Вслед за «Милым лжецом» судьба посылает Анатолию Петровичу еще одну роль. И. М. Раевский на сцене филиала ставит спектакль по пьесе Ариадны и Петра Тур «Чрезвычайный посол». Пьеса откровенно слабая, откровенно, ну, советская, этакая революционная однодневка. Век таких пьес обычно бывает коротким: отыграют спектакль сезон-другой и… в архив. Так было бы и с этим произведением А. и П. Тур, если бы… Если бы в спектакле, поставленном все тем же Иосифом Моисеевичем Раевским, две основных роли не исполняли два мхатовских титана последних лет: Ангелина Осиповна Степанова и Анатолий Петрович Кторов.

Как сидел на нем королевский фрак! Никто из мхатовских «стариков» не умел так носить парадную одежду, как Анатолий Петрович. Сказать, что фрак «сидит на нем как влитой» — значит не сказать ничего. Попробовал бы он сидеть на нем по-другому! А между тем в обыденной своей жизни Кторов предпочитал, как говорят, «просторные одежды». Летом заношенный какой-нибудь костюмчик совершенно затрапезного вида. Зимой — длинное, чуть ли не до пят пальто, вытертая шапка, суконные боты, именуемые в быту «прощай, молодость». Такое впечатление, что помимо сцены он никогда не обращал внимания на такие мелочи, как собственный внешний вид, и следовал неписаному правилу русских кавалергардов: настоящий шик — отсутствие всякого шика.

Терпеть не мог он и всяческих общественных мероприятий. Ни на одном собрании, будь то открытое партийное или закрытое профсоюзное, ни в передних, ни в задних рядах переполненного зала нельзя было увидеть чеканного римского кторовского профиля. Он существовал как бы в другом измерении.

Вспоминаются в связи с этим летние гастроли конца шестидесятых в бывшем Свердловске. Гостиница «Урал». На лестничной площадке второго этажа кучкуется взволнованная группа молодых мхатовских актеров. Волнение вызвано тем, что за закрытыми дверями директорского «люкса» решается судьба нашего товарища Жоры Епифанцева. Накануне Георгий Епифанцев, будучи в состоянии крепкого подпития, учинил дебош в гостиничном ресторане, а также и в других местах, как-то: в коридорах гостиницы и в номерах, как в его личном, так и в тех, где жили не совсем знакомые оному Епифанцеву люди. Начался этот дебош в первой половине дня и закончился с небольшими перерывами глубокой ночью. Был причинен материальный ущерб: побита посуда, поломана мебель, разбито напольное зеркало в старинной ореховой раме.