«Уважаемый Николай Иванович!
Учитывая Вашу человечность, доброжелательность, просим Вас вылететь в Фергану. Если Вы приедете к нам, то — мы уверены — сразу утихнут волнения народа, всё успокоится. Социально-экономическую запущенность срочно надо выправлять». Депутаты: 14 подписей.
Решили лететь в Фергану утром 12 июня. Вместе со мной вылетели член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, ныне покойный, Виктор Михайлович Чебриков и Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР, еще не освобожденный от обязанностей первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Рафик Нишанович Нишанов.
Странное совпадение, но когда обрушились на нас трагические события в Фергане, то Генеральный вновь оказался за рубежом, на сей раз в Бонне. В моем архиве сохранилась узбекская газета «Правда Востока» за 15 июня 1989 года, где на первой полосе две фотографии. На одной — улыбающийся Горбачев приветствует немцев с балкона боннской ратуши. На второй — потрясенные увиденным горем Рыжков и Чебриков стоят у сожженного месхетинского дома в Фергане…
Фергана встретила нас жарой и тишиной, многочисленными военными патрулями на улицах, сожженными, полуразрушенными домами месхетинцев, которые когда-то были крепкими, добротными.
В этой публикации и без того полно смертей и крови, но все же не могу не сказать, что трупы убитых и зверски замученных людей находили едва ли не до нашего приезда и после отъезда тоже. Ее Величество Ненависть правила очередной кровавый бал. Какой по счету?..
По приезде вечером в город я предложил немедленно ехать в лагерь беженцев, но Кадыров категорически возражал. Дело в том, что в этот день хоронили погибших. По настоянию собравшихся — а это были несколько тысяч турок-месхетинцев — открыли гробы. Вид изуродованных и сожженных людей взбудоражил весь лагерь. По поступившей информации, в такой обстановке никакого нормального разговора не могло быть, да и вопросы безопасности были не пустым звуком.
Но я прекрасно понимал, что без посещения лагеря беженцев и их комитета моя поездка в Фергану будет бессмысленной. Заявил руководству республики, что завтра в 9 часов утра буду в лагере.
Весь вечер и ночь Кадыров вел переговоры с комитетом лагеря. Ими было принято совместное решение, что наша встреча в лагере состоится утром следующего дня. Комитет гарантировал условия для переговоров и безопасность делегации.
Выехали автобусом рано утром, а когда добрались до места, я ужаснулся: как там можно жить? Выжженное, абсолютно голое, без единого деревца место, насквозь просвечивающие худые бараки, армейские палатки, вода в цистерне, нагретая едва ли не до кипения…
Я вышел из автобуса и попал в этакий коридор, образованный крепкими парнями, взявшимися за руки. Остальные мужчины, женщины, старики, вездесущие детишки толпились позади. Вокруг стоял дикий стон. Две женщины сразу же подхватили меня под руки и повели по этому живому коридору к бараку. Там нас ждали. Это и был обещанный Кадыровым комитет. И еще — старики. Старейшины. Аксакалы.
Часа полтора шел разговор. Вела его женщина, одна из тех, что шли со мной от автобуса, вела жестко, спокойно, резко обрывала любую попытку что-то выкрикнуть, выплеснуть переполнявшие людей эмоции. Никто слова плохого об узбеках не сказал, лихом не помянул. Наоборот:
— Они нам последнюю лепешку отдавали, когда мы сюда приехали, когда голодные сидели…
И тут же:
— А сколько в Узбекистане людей с высшим образованием? Знаете? А сколько среди них месхетинцев? То-то и оно! Мы — рабочие лошади. Наше место — земля. И нам всегда исподволь, не впрямую указывали наше место. Мы не хотим так больше. Мы хотим вернуться в Грузию. Пусть не завтра, не послезавтра, мы всё понимаем, там уже другие люди на нашей земле, но решите этот вопрос в принципе…
На переговорах были приняты принципиальные решения по срочной эвакуации людей из лагеря на военно-транспортных самолетах в глубь России. Будущие места проживания в восьми областях Российской Федерации были нами согласованы еще перед моим отъездом в Узбекистан, а военно-транспортная авиация стояла в полной готовности в Ферганском аэропорту.
Но выехать по окончании переговоров не дали. Такая же процедура — коридор из крепких парней, две женщины, ведущие под руки Председателя Совета Министров СССР. Я не мог понять, почему меня, здорового человека, держат под руки женщины. Только потом мне сказали, что, по их обычаям, никто не сможет тронуть мужчину, если с ним женщина. Так что они охраняли меня с двух сторон.
Читать дальше