Николай Крыщук - В Петербурге летом жить можно…

В общем, решил сбежать, то есть улизнуть в краткосрочный отпуск из одной своей жизни в другую, то есть отвезти семью в деревню. Для этого зарядил друзей с машиной, соблазняя обыкновенными сельскими чудесами. Набили багажник минутными ценностями, сами, минутные, уселись. Было еще несколько книг и подарков для деревенских старух. Из духовного – все.

Но для машины ведь это и неважно. Она мыслит килограммами.

Чувствую с первых километров, не столько машина нас собирается везти, сколько сама мечтает выжить. Больше восьмидесяти не одолевает, экономя по-старчески драгоценные запасы оставшейся энергии. Но едем. Обсудить-то с ней ее личные проблемы нет никакой возможности.

Через какое-то время старушка остановилась и обидчиво замолчала. Нервный водитель грузовика за бешеные деньги довез нас до авторемонта. Там за бешеные деньги в течение пяти минут механики состроили какие-то инвалидные приспособления. Предупредили при этом, что путешествие отменяется, надо рулить домой.

В поисках обратной дороги мы выкруглили на какой-то пустырь, и тут абсурдистка остановилась навсегда, вперившись бессмысленными фарами в горизонт.

Знаю я эти тупики (или пустыри) жизни – кто-нибудь всегда находится. На этот раз спасителя звали Валера. Когда он потянул нас на своем металлическом шнуре в Петербург, день начинал уже величественно засыпать.

Приключений обратного путешествия описывать не буду. Около полуночи мы уже сидели на нашей кухне. Покидали все, что было в сумках, на сковородку и выпили: «С приездом!»

Валера был усталый и свою заслуженную выпил с удовольствием. Усталый он был потому, что ездил в командировку в Москву, потом заглянул в Подмосковье к дяде, да еще на обратном пути подвез такого же несчастного, как мы, до Петрозаводска. Машину на пути пришлось ремонтировать, и она упала ему на руку. Продавленную рваную рану забинтовал подорожному. На пустыре решил немного покемарить, а тут мы.

Перебинтовывая рану, мы громко дивились его молчаливому героизму. Шашлык к этому времени задымился, водка успела охладиться, и разговор пошел.

Да вот не совсем-то он и пошел.

Валера прислушивался некоторое время к незнакомым словам и, к его чести, решил не длить эту мутную ситуацию.

– А я художественную литературу читать не люблю. Прочитал всего две книжки. Первую мне бабушка дала. Называется «Гибель Чапаева». Автора не помню. Вторая «Три поросенка». Все.

Было ясно, что он не шутит. Это ведь чувствуется, когда человек не шутит.

– Валера, этого не может быть! Ты ведь закончил школ у.

– Я учился в деревне, – отвечает. – И потом, у ме ня была подружка Жанна. Она уносила к себе мой дневник. Да правду сказать, и учителя были добрые – тройку всегда поставят. И отец особенно не надоедал – пил очень.

И тут, после минутного шока, разговор действительно пошел. Нам всем вдруг захотелось подружиться на этой внекультурной почве. Я к тому же испытывал малоосознанное чувство вины, поэтому был особенно разговорчив и подчеркнуто прост.

– И вот едем мы мимо какой-то там афганской деревни, – рассказывает, увлекшись и вполне доверившись нашему пониманию, Валера, – а старик, сидя на крылечке, берет винтовку и стреляет в спину колонне. Ну, мы свои пушки развернули и всю деревню размазали.

– Валера, как же так? Ведь там были ни в чем не виноватые женщины и дети.

– А он зачем? Мы в него не стреляли.

– Но он видел в вас врагов. В драке виноват тот, кто начал первым. А мы в Афганистане начали первыми.

Молчит. Улыбается светлоглазо. В улыбке недостает нескольких зубов. Может, в Афганистане потерял, а может, когда по пьянке заехал в витрину мебельного магазина и резко тормознул.

Спать мы разошлись друзьями. Утром перекусил он наскоро и уехал. Денег не взял.

Жизнь захламливается и пустеет не от отсутствия ума, таланта, любви, а от оскудения стремлений. Хотя, разумеется, все отрицательно перечисленное – стремление предполагает. Но мы зацикливаемся на чем-нибудь одном, полагая, что в нем главное, всё. Неудача или неспособность, подстерегши, высасывают нас. А всё – это, собственно, стремление.

Желание предполагает удовлетворение. Стремление имеет в виду высоту притязаний и вечную недовоплощенность. Стоит ли обрекать себя на такую муку?

Вопрос праздный. Так же как вопрос о моральном содержании стремления. Тут просто есть или нет. Жизнь или смерть. Смерть или стремящаяся к ней жизнь. Больше ничего.