Мою книгу смотрел Георгий Васильевич столь же внимательно и долго, как и Майину. Эта была северная трилогия „Авлакан“. Он задавал много вопросов о жизни эвенков, о их национальной культуре, не обошёл и музыку:
— Скажите, у них есть свои песни?
Песни у эвенков свои, национальные, конечно, были, но я рассказал о том, что произошло, когда спросил однажды у молоденького каюра: „Есть ли у эвенков свои песни?“. Тот определенно ответил: „Онака, есть!“ — „Споёшь?“ — „Онака, спою!“. И когда помчались по белому простору Нижней Тунгуски олени, каюр мой возопил: „Забота у нас простая, забота у нас такая: была бы страна родная! И нету других забот!“.
Все смеялись от души, но Георгий Васильевич особо: смех его был заразительным, так смеются только дети. Был он большой охотник до шутки, до меткого слова. Зажигался мгновенно, смеялся подолгу, но мог и мгновенно погасить смех.
Посмеявшись вволю, взял в руки подарочный том „Слова…“, сказал восхищенно:
— Как красиво издана! У меня этой книги нет. — Стал бережно листать страницы. — Какие изумительные фотографии, какой цвет! Благодарю, благодарю! От души!
Я сказал, что в этом издании есть и моя статья.
— Вы занимаетесь „Словом…“?
Я ответил, что долгие годы собирал словарь сохранившихся доныне в живой русской речи древних слов. А теперь с их помощью пытаюсь перевести на современный язык и восстановить подлинный текст.
— А разве он не переведён?
Я сказал, что все блистательные поэтические переводы „Слова…“, от Жуковского до современного нам Заболоцкого, по которым и судим о великом памятнике — не переводы в подлинном понимании этого слова, а всего лишь, в большей степени, талантливые переложения. А вот точных подстрочных переводов до сих пор нет. Такое высказывание удивило Георгия Васильевича и весьма заинтересовало. Не могу утверждать, но мне показалось тогда, что композитор не был знаком с первым изданием „Слова…“, осуществленным Мусиным-Пушкиным в 1800 году. Если это так, в том нет ничего удивительного: первая реконструкция поэмы довольно редко издавалась массовым тиражом и обязательно с поэтическими переложениями. Попытки сделать точный подстрочный перевод чаще всего были неудобочитаемыми либо неизменно повторяли ошибки первых издателей.
Георгий Васильевич очень внимательно слушал, не перебивая, а тут спросил:
— А что, такие ошибки были?
— Да!
— И много их?
Я ответил, что мне удалось обнаружить несколько безусловных, восстанавливая текст по-новому.
— А не могли бы что-нибудь прочитать из того, что, по-вашему, ошибочно?
Я мог.
— Послушайте, что до сих пор присутствует в каждом новом подстрочном переводе: „Бориса же Вячеславича слава на суд приведе и на канину зелену паполому постла за обиду Олгову, храбра и млада князя…“.
— Постойте, постойте! — прервал меня Свиридов громким и даже раздраженным восклицанием. — Какая „конина“?! Зачем она тут?!
Я был на высоте радости: чуткое ухо его ухватило безошибочно главное! Совершенный слух воспротивился не столько нелепому слову, но нарушению гармонии строки.
— Покажите мне эту строку тут, — попросил и протянул книгу.
Я открыл нужную страницу, где черным по белому было напечатано то, что я только что прочёл наизусть.
— Нелепица какая-то, — сердито пробурчал и спросил: — Ну и как же вы с этим справились?
Я прочел свой перевод: „Бориса же Вячеславича слава на суд приведе и на кан — ину, зелену паполому постла, за обиду Олгову, храбра и млада князя“.
Читал я волнуясь, несколько торопясь, но он чутко уловил происшедшее со строкою:
— Юрий Николаевич, дорогой, — тогда впервые использовал он этот эпитет к моему имени, — прочтите ещё раз не торопясь, полным голосом.
Я прочёл уже спокойно, чуть растягивая слова. И услышал тихое, чуть с хрипотцою, самое-самое, чего и не чаял услышать:
— Вот она и музыка!.. Ах, как хорошо, Юрий Николаевич! Достойно, очень достойно! — Это любимое им слово употреблял нечасто, но всегда, чтобы выразить самое высокое одобрение. — Вы молодец!
— Не я. Автор!
Он тут же отреагировал:
— Ложная скромность человека не украшает, но в конце концов губит! Ах, как это интересно!..
Эльза Густавовна с Майей слушали, не вступая в нашу беседу. В то время о „Слове…“ я мог говорить без умолку часами. Но надо и честь знать, не ради же моих изысканий пригласил нас к себе Свиридов?! Однако Георгий Васильевич продолжил:
— Юрий Николаевич, а не могли бы ещё что-нибудь прочитать?
Читать дальше