Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

— Именно.

Запястье коснулось тела, ладонь раскрылась, большой палец смотрел в сторону.

Одна длинная линия, Джейн, одна линия. Длинная линия от шеи к губам вверх и вниз к внутренней стороне правого бедра.

И вдоль изгиба руки — к ладони. Во всех местах соприкосновения пот; волосы текут вниз по икрам; под ногтями рук чернота, метки труда — земля — как безмолвный возглас, как мягкое напоминание, что он тоже плоть от ее плоти. Оставалось два кадра.

— Посмотри на меня.

Милош поднял голову.

Затвор щелкнул.

Джейн положила фотоаппарат.

— Все.

Они пожали друг другу руки.

Джейн отвернулась.

— Нет, — возразил Милош, коснулся ее плеча и повторил: — Нет.

Она взглянула на него: одно колено на соломе, другое приподнято — весь перед ней.

Он потянулся за фотоаппаратом.

— Нет, не все, — сказал он и поднял камеру, — остался еще один кадр.

Кадр 40. Джейн.

Пятница, 7 августа 1998 г.

Всегда знаешь, что в доме кто-то есть. Не потому, что не заперта дверь, открыто окно или со второго этажа долетел какой-то звук. Просто знаешь, что ты не один, — и все.

Люк это ощутил, как только вошел в дом на Маккензи-стрит, оставив свой фургон на подъездной дорожке. Странно. Вообще-то он собирался поехать с работы прямиком к Мерси, но передумал, решив сначала принять душ, переодеться и выпить пива.

Единственной «ненормальностью» было то, что потух фонарь над боковой дверью — либо перегорел, либо его кто-то выключил. Люк зажег старую настольную лампу у двери на кухню и попытался вспомнить, когда менял в фонаре лампочку. То ли месяц назад, то ли два — он был не уверен.

В задумчивости подошел к холодильнику и достал «Слиман».

Почему бы не щелкнуть выключателем и не выяснить, в чем тут дело? Но он сам прекрасно знал ответ на собственный вопрос. Если свет выключили, значит, в доме есть кто-то, кроме него. А Люк еще не был готов к тому, чтобы принять это. Рад был прикинуться, будто ни о чем не догадывается. Может, пронесет.

Отчего мы всегда пытаемся разыграть безразличие, когда чувствуем, что за нами наблюдают из темноты?

Люк достал из кармана сигареты и зажигалку, бросил джинсовую куртку на спинку стула и сел там, где никто не мог бы оказаться у него за спиной.

Иногда, вернувшись домой, он включал радио. Но не сегодня — сегодня он хотел улавливать любой необычный звук.

Почему воры никогда не пукают?

Потому что они не едят бобов.

Четвертый класс, Ленни Грэгсон — кавычки открываются, кавычки закрываются.

Люк невольно улыбнулся.

Жаль, что у меня нет собаки.

Нет. Больше никогда в жизни не заведу. Это решение было принято после того, как Дэнни попал прямо перед домом под колеса грузовика. Ни за что.

Никогда.

Люк отхлебнул из бутылки и закурил.

А что, если кому-нибудь позвонить… Например Мерси.

Он посмотрел на телефонный аппарат в другом конце комнаты. И тот, казалось, ответил ему нетерпеливым взглядом: «воспользуйся мной — мне наскучило безделье».

Нет. Плохая мысль. Нечего еще кого-то впутывать в это.

Телефон поник и недовольно надулся.

Люк стал прикидывать, что сейчас делает Мерси.

И бессознательно посмотрел на часы: без восемнадцати восемь.

Наверное, стоит у плиты и готовит ужин для Джейн и Уилла, если они не собрались в «Паццо». Стоит у плиты, режет лук или укладывает последнюю деталь в пазле Уилла: он дарит ей это право, как мужчина — любимой женщине бриллиант, если, конечно, у мужчины имеется бриллиант.

Что-то упало на пол — в доме, а может, в воображении.

Зажги больше света. Веди себя естественно. Никогда не позволяй врагу заметить твой страх.

А вдруг это дядя Джесс…

По-твоему, он не враг?

Люк встал. Еще две лампочки на кухне. В заднем коридоре.

На лестнице.

Он принялся мурлыкать себе под нос:

«Типперери» было старинным семейным прозвищем сортира.

По дороге он завернул в комнату, которой пользовался как кабинетом. Зажег медную лампу под зеленым абажуром и, не открывая, запер дверцу шкафа.

Если кто-то засел внутри, потребуется топор, что бы оттуда выбраться. Но там такая теснотища: ложкой не замахнешься — не то что топором…