Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

— Даже не просите. Вы найдете вино на кухне. Только потом, когда мы закончим. Тогда можете выпить. Но не раньше. Вы это прекрасно понимаете. Мы оба профессионалы.

— Но мне так трудно. Так тяжело.

— Джейн, — доктор Фабиан кашлянул, — я чувствую по запаху, что вы уже подкрепились. Так что закуривайте и начинайте.

— Слушаюсь, сэр, — покорно проговорила она — по-прежнему не оборачиваясь.

Но как, как, как?

Начинай, Джейн. Просто говори, и все.

— Я…

— Да?

Она достала сигарету и прикурила.

— Вам приходилось… Вы когда-нибудь встречали настолько красивых людей, что на них невозможно смотреть?

— Но, чтобы это понять, надо все-таки посмотреть.

— Разумеется… Конечно… — Джейн выдохнула дым. — Ну, вот входит такой человек в дверь. Вы бросаете взгляд и чувствуете, что больно — в буквальном смысле больно — поднять на него глаза. Случалось с вами такое?

— Да.

И никаких объяснений.

Джейн, до мозга костей Джейн, грустно улыбнулась:

— Вы хотите сказать, что мой опыт не уникален?

— Опыт восприятия любого человека другим человеком всегда уникален. Например, я восхищаюсь вашим мужем как актером и нахожу его чрезвычайно привлекательным. Но я, слава богу, не гей. Говорю, «слава богу» только потому, что у меня есть Аллисон, без которой я бы совершенно погиб. Но обстоятельство сходное. Я имею в виду — между тем, о чем вы рассказываете, и что проистекало между мной и Алли и между вами и Гриффином. Замужем за ним вы, а не я.

— Проистекало?

— Хорошее слово. Случилось. Вам следует чаще заглядывать в словарь. Это дает ответы на многие вопросы. Случилось. Очень полезное слово, когда речь идет о любовной связи. А ведь именно о чем-то подобном вы собираетесь мне рассказать.

— Почему вы так считаете?

— Я уже вам объяснял. В вас не чувствуется прежней апатии южанки. Вас что-то разбередило. Взволновало. Таким фактором может быть только мужчина… или, если угодно, женщина. Но в вашем случае, думаю, мужчина.

— Да.

— Итак?

— Итак… — Джейн посмотрела на кончик сигареты. — У вас есть пепельница?

— Прямо перед вами. Перестаньте тянуть резину. У нас только час. Сейчас уже меньше. Рассказывайте.

Джейн подалась вперед. Пепельница стояла на столе у ее правой руки — между ней и окном.

Окно. Сад. Деревья. Небо.

Дверь.

Побег.

Что-то разбередило тебя… Трой… что-то взволновало… мужчина-ангел… но как рассказать о таких вещах?

Доктор Фабиан выпрямил спину и постучал пальцами по крышке стола.

Джейн знала: это приказ.

Говори!

Быстро!

— Да, да… я говорю… сейчас… Джейн говорит, — из ее горла вырвался смешок, не настоящий смех — всего одна нота. — Я Джейн. Вы Тарзан. Так? — Она уткнулась лицом в ладони. — Господи, все не так!

Доктор Фабиан ждал.

Джейн порылась в сумочке и выудила из нее салфетку «Клинекс».

— Тарзан. Тарзан. — Она посмотрела в окно и махнула рукой, словно человек-обезьяна сидел на ветке соседнего дерева. — Он мог быть Тарзаном. Обнаженный. Казался нагим, хотя был абсолютно одет. Даже вены проступали.

— Кто он?

— Мужчина. Мужчина. Какой-то мужчина.

Джейн вобрала в себя воздух и откинулась на стуле — в одной руке салфетка, в другой сигарета.

— Люк перерубил лопатой телефонную линию — это в нашем саду. Хозяин, понимаете, решил обзавестись новой клумбой… многолетники… всякие там розы. И Люк, садовник… вы его знаете, он и у вас работает… разрубил телефонный кабель. Кто-то должен был его починить… привести в порядок. Вот он и приехал. Тот самый мужчина. Тарзан. — Джейн затушила сигарету. — Нагой ангел.

Доктор Фабиан отложил ручку. Больше никаких заметок. Заметки потом. Он редко записывал то, что говорили его пациенты. Ему достаточно было впитывать их слова и смаковать. Итог формировался позднее. Многое было очень личным. Всегда.

Джейн Кинкейд он считал привилегированной пациенткой. Эта женщина его глубоко интересовала, поскольку входила в театральную среду, которую он боготворил. Замужем за актером, и сама художник по реквизиту. И все ее друзья — актеры, художники, писатели — принадлежали к миру, в который Фабиан не сумел попасть, когда молодым человеком мечтал стать хотя бы кем-нибудь — неважно кем — в волшебном круге за занавесом. А тут еще Алли — Аллисон — по доброй воле бросила работу, хотя перед ней открывалась блистательная карьера актрисы. Но она предпочла имитации жизнь. Не хотела больше строгой дисциплины, которой подчинялась двадцать пять лет — ограничения в еде, ограничения в спиртном, никакой любви, никаких любовников. Я хочу быть толстой, обрюзгшей бабой, заявила она, когда они познакомились и полюбили друг друга. И ты мне можешь все это дать, если подаришь свободу.