Вячеслав Бутусов - Виргостан

Герральдий иногда рассказывает истории о таких персонажах, которые просто не могли не повлиять на ход событий. Например, он вспоминает одну из совершенствовательниц своего времени, облагораживавшую собой целые пространства. Все специалисты в один голос подтверждают: «Да, да, да! Помним, помним! Как же, как же».

Речь идет об одной давней знакомой, которая из простого любопытства однажды преобразила свою внешность. Затем решила изменить одежду, мебель, квартиру, парадное, улицу, город, и вдруг ей пришла мысль усовершенствовать внутреннюю сторону своей жизни. То есть взглянуть на нее с неизведанной стороны. И ей удалось это. Далее ей предстояло осуществить что-нибудь поистине грандиозное или, как выражается Хопнесса, – встряхнуть космическую пыль.

И вот недавно Герральдию поступило сообщение в форме долгожданного известия, что мир наконец-то изменился. Мир изменился!

– А почему бы ему, собственно, не измениться, если он делает это ежемгновенно? – звучит язвительная реплика из книги.

Птица Очевидия с готовностью кивает хохолком:

– Вот то-то и оно. Глазом моргнуть не успеваешь! – Она попеременно хлопает глазами: одним быстро, другим медленно.

. . .

Сколько Герральдий ни пытается, он не может усмирить даже бурю в стакане. Разгонит водоворот, а остановить не может. Сколько кораблей затонуло в этом море! Герральдий печально вздыхает.

Наступает традиционный час неторопливой чайной ложки.

Герральдий молча наблюдает движение круговерти. Перед ним проносятся горы, долины, моря, песочные берега.

– О чем ты думаешь? – интересуется Верика.

– Ни о чем.

– Как можно думать ни о чем?

– Никак. Я хотел выразиться, что не думаю ни о чем.

– Разве можно не думать ни о чем, глядя на это! – Верика указывает на карусель происходящего.

Герральдий озадачен и поэтому вынужден воспользоваться художественной паузой. Картины мелькают с такой скоростью, что его относит назад. А там северный ветер сдувает все без разбору. Герральдий машинально хватается за хвост жуженота, а тот, хотя и маленький, но все же вытягивает его обратно на тихую орбиту. Герральдий поправляет взъерошенный мустаж:

«Любопытно, как они там с трехсотлетними бурями управляются?»

В воздухе витает космическая пыль. Близится час выноса сора из избы.

– Не пора ли взяться за дело? – горланит Герральдий, перекрывая грохот падающих шкафов.

Кабинет вздрагивает. Герральдий, облаченный в уборочное кимоно, расшитое огурцами последнего урожая, стробоскопически быстро приближается к отражению в зеркале и задорно тюкает себя по носу. Раздается приглушенный матовый звон:

– Чистейший фарфор! – констатирует птица Очевидия, сдувая пыль с потустороннего Герральдия.

Сегодня уборка по первому разряду. Герральдий обкуривает благовониями исполинский стол на резных ножках, натирает его поверхность сушеным воском и обмахивает шелковым поясом.

В единственном заколоченном ящике стола обнаруживается подшивка газет столетней давности. Герральдий запускает руку в бумажную кипу и наугад выуживает первое попавшееся известие:

– Вот, пожалуйте, газета Инфробремя – «Житейский колдун из балаллайской пещеры сообщает своим ученикам о том, что мир изменился». Ну надо же!

Герральдий уточняет дату выпуска:

– Одно и то же, из века в век! Даже рисунки есть.

Далее в ассортименте: программа передач капустоведения, прогноз погоды на завтра (с ветром и без), реклама скороспелых эмптей, кроссворд, состав редакции, адрес.

– Ни здрасьте ни до свидания, – Герральдий вытряхивает содержимое ящика в камин.

– Дорогой, ты не мог бы подобрать пару отголосков прошлого для традиционного замеса? – доносится озабоченный голос Хопнессы, тонущий в бурном потоке шкворчащих звуков. В воздухе пахнет жареным.

– Раз, два, три, четыре, пять! – считает Верика, и в этом она безусловно права.

Герральдий выковыривает из золы уцелевший кусочек необгоревшей бересты с триллипутской инструкцией по блинопечению.

Отвлеченный ароматом лепешек и голосами, необремененными информацией, Герральдий направляется в столовую. На тыльной стороне кимоно нестрогим наклонным шрифтом вышита надпись: «Мир изменился!».

– А почему бы ему действительно не измениться?- игриво мурлыкает себе под нос Герральдий.

– Герральдий, а ты еще не утратил сноровку складывать стихи? – неспроста спрашивает Хопнесса.