Таня Малярчук - «Лав – из» (сборник)

Виктор молчит.

– Даже для того, чтобы танцевать, нужно знать литературу. Вы не сможете без литературы хорошо танцевать. Танцы – это не язык тела, как вы полагаете, это… язык души.

О боже, что я говорю, думает Антонина Васильевна.

– Мне не нужны уроки литературы.

Антонина Васильевна смотрит на него и понимает, что это правда. Он не шутит. Ему не нужны уроки литературы. Он говорит серьезно и окончательно.

Антонина Васильевна вздрагивает как от удара. Чувствует, как кровь приливает к ногам, как крохотные кулачки теребят спину, и голос бабушки звучит откуда-то изнутри ее самой: «Ты, враг лютый, у тебя только гульки-гулянки в голове».

Дуреха, думает Антонина Васильевна, какая же я дуреха!

Она молча бросается вон из комнаты, а Жучка, оскалив зубы, трижды лает на Виктора и семенит за хозяйкой.

– Ты пришла! Молодец! Я знала, что ты придешь!

Надя обнимает Антонину Васильевну. От Нади несет едким запахом малины – духами за десять гривен.

– Как тебе наша дискотека? Супер, правда?

Антонина Васильевна разглядывает с десяток бабех разной степени сохранности, с палочками и без, ярко подкрашенных, нарядных, похожих на чудовищных кукол. Деды – их пятеро – стоят столбами рядом – смущаясь и стараясь спрятаться друг за друга. Еще двое – музыканты. Сидят на миниатюрных стульчиках и играют на потрепанных баянах.

– И музыка живая. Все как положено, – произнося это, Надя еще более цветет и пахнет.

Музыканты заводят какой-то ностальгический вальс. Две бабуськи, вряд ли знакомые между собой, без единого слова, без малейших эмоций на лице, берут друг друга под руки и, словно деревянные, тут же, оставаясь на месте, перетаптываются, имитируя танец.

– Я и не думала, что дискотека – как ты, Надежда, это называешь – происходит в переходе между станциями метро, – говорит Антонина Васильевна.

Надя заранее запаслась контраргументами.

– Дорогуша, – громко уверяет она, – этот переход на «Театральной» – самое подходящее место для нашей дискотеки! Посмотри – словно настоящий бальный зал. Всюду мрамор, пол что надо, колонны. А какая акустика – ты только послушай!

Венский вальс в разгаре. Другие бабы, беря пример с самых смелых, тоже разобрались попарно и танцуют. Деды нервно курят сгрудившись сбоку.

– К тому же, – продолжает Надя, – в этом переходе никогда не бывает людно.

– Слава богу, – бормочет Антонина Васильевна.

Одинокие пассажиры метро, проходя мимо, на мгновение останавливаются, зачарованно наблюдая за действом в переходе.

– Они смотрят на нас как на зоопарк, – бросает Антонина Васильевна.

– Да они завидуют, Антонина! Погляди, как бабы разгулялись. Ниче-ниче! Сейчас и мужички пойдут в оборот.

Сгорбленный дедок с улыбочкой на лице выныривает перед Антониной Васильевной.

– Потанцуем, гражданочка?

– Я не танцую, – сурово отрезает Антонина Васильевна.

– Отказывать оч-чень некультурно. – Дедок, с плотоядной улыбочкой во весь свой опавший рот, настойчиво тянет Антонину Васильевну за локоть.

Надя заговорщицки ей подмигивает.

– Вы не понимаете, что вам говорят? – Антонина Васильевна перекрикивает вальс. – Я не танцую.

– Но почему? Я вам не нравлюсь?

– У меня молния на правом сапоге разошлась!

Кавалер сразу оставляет Антонину Васильевну в покое и возвращается к скучающему мужскому сообществу.

– Ты же учительница, Антонина, – шипит Надя.

Она покраснела как рак и готова придушить Антонину Васильевну собственными руками.

– Ты позоришь меня как организатора.

– Но я же сказала правду, Надежда, глянь, – Антонина Васильевна наклоняется и демонстрирует Наде заржавевшую молнию на правом сапоге.

– Не юродствуй! Ты что, совсем уже психическая?

– А что я такого сказала?

– Ну знаешь, Антонина!..

Надя разворачивается и идет к отфутболенному Антониной Васильевной дедку.

– Можно пригласить вас на танец, Константин Константинович?

– Ка-нешно, гражданочка!

– Вы, Константин Константинович, не обращайте внимания на мою подругу. Она немного не в себе. Литераторша, знаете ли. Это у них профессиональное.

Антонина Васильевна выходит из подземного перехода на улицу и идет вдоль Пушкинской в сторону парка Шевченко. Падает мокрый снег. Голенище правого сапога хлюпает по асфальту. Песец на воротнике демисезонного пальто «джерси» намок и из стриженого стал лысым.

Какая я сегодня жалкая, думает Антонина Васильевна. Аж приятно.

Голые и черные ветви деревьев почему-то напоминают Антонине Васильевне железнодорожные рельсы.