Хоронили деда серым пасмурным днем. Мелкий дождь зарядил еще с ночи и ко времени, когда из дома понесли гроб, промочил все вокруг — деревья, дома, заборы, дорогу, людей. За воротами гроб встретило множество женщин. Старые, молодые и совсем маленькие, в платках и без них, в калошах и туфельках, в старых, пропахших нафталином пальто и новых куртках и плащах, они стояли молча.
От машины, которую шахтоуправление прислало на похороны, женщины отказались, до кладбища несли гроб с дедом на руках, меняясь и перехватываясь, а там поставили гроб на два табурета перед осклизлой ямой. Дед лежал, подставив лицо дождю, и мне, оцепеневшему от горя у изголовья, казалось невероятным, что деда прямо сейчас возьмут и опустят в мокрую землю, закидают комками грязи и оставят, пометив место деревянным крестом.
Женщины подходили прощаться.
— Вот, Павлуша, приехала к тебе, — говорила одна, подойдя к гробу и целуя деда в холодный мокрый лоб. — Дочку свою привезла тебе показать. Вот она. И мужа ее, и внуков своих. Спасибо тебе, Павлуша, за жизнь спасибо. А вы поклонитесь. Если бы не Павел Федорович, померла бы я с голоду в войну и вас бы никого на белом свете не было.
И отходила в сторону, уступая место следующей женщине.
16.10.2015
Выборы в стране — как покупка билета на поезд на очередной станции «Пересадочная».
Стоит очередь, волнуется.
Кому-то на Запад хочется, кому-то на Восток, кому-то севернее.
На плакатах румяные проводники и проводницы с фирменными лицами и такими же улыбками — «Ездите поездами СибирьТрансМагистраля! Стабильность. Вера. Теплый чай».
Волнуется очередь.
На Запад вагоны красивее и чище, но и билеты дороже, и в тамбурах курить запрещено, и водку пить можно только в специально отведенных местах и до 23.00, и со своей вареной курицей не пускают, хотя проводники вежливые, и белье сухое.
На Восток в тамбурах курить можно, и на местах тоже курить можно, только места все больше верхние боковые рядом с кисло воняющим туалетом, и простыни такие, будто в них до тебя рыбу заворачивал, зато дёшево, и со своим можно.
Потом все рассаживаются по поездам. И всем говорят, что их везут, кого на Восток, кого на Запад.
И привозят на очередную станцию «Пересадочная», на которой очередь, и волнения.
И ни в одном поезде, что на Запад, что на Восток, к начальнику состава проводники никого не подпускают.
В тех вагонах, что подороже, вежливо не пускают, по закону, с улыбкой и пониманием.
В тех, которые подешевле, просто не пускают, помогая себе и словом крепким, и жестом матерным, и пинком, если ситуация требует.
А чтобы машинистов узнать, которые в тепловозе заперлись и поезд разгоняют, так это в любом поезде невыполнимое желание.
Правда, во всех вагонах есть ещё стоп-кран.
Только начальники поездов кричат, что это предательство, стоп-кран трогать, когда поезд уже разогнался.
И проводники угрожают катастрофами и бедами.
И пассажиры, у кого места в середине вагона, уговаривают, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Иногда получается у каких-нибудь смельчаков дернуть стоп-кран.
Останавливается тогда поезд.
Пассажиры разбредаются по насыпи. Жмурятся вдаль, на пейзажи, и на смельчаков, уходящих по целине от поезда, ноги жалеют, и смельчаков, и свои, и детей жалеют, и собак тоже.
И со вздохом, услыхав призывный свист тепловоза, забираются назад в вагоны, расходятся по своим местам, и просят проводников с извиняющейся интонацией:
— А чайку? Чайку-то можно?
20.10.2015
В гости прилетела теща. Из России, самолетом, с пересадкой в Минске. Встретили в Борисполе, привезли домой.
Зашла она в квартиру. А в квартире тепло, даже жарко, батареи греют отменно.
— Тепло, хорошо, — говорит теща, оглядываясь. — Что, нравится вам российский-то газ?..
Я сразу почувствовал, какой увлекательный ждёт меня ближайший месяц.
Например,
Тёща смотрит по телевизору новости. Молча переключает каналы — 5й, 24й, ICTV, 1+1, Интер и обратно, молча слушает дикторов и корреспондентов, молча вглядывается в картинку.
Молча выключает телевизор и идёт на кухню заваривать чай.
— Вот ведь, — слышу я, говорит тёща заварнику, — И слова те же самые, и говорят одно и то же, но какой разный смысл!
Например,
— При Советском Союзе все было, — говорит теща. — Все и много.
— Очереди были.
— Не было очередей при Союзе. Это когда с Америкой дружить стали, вот тогда очереди появились. А до Америки все было. И много.
Читать дальше