Ингеборг Бахман - Малина

Тогда, невдалеке от улицы Монж, по дороге на площадь Контрэскарп, я купила в маленьком бистро, которое было открыто всю ночь, две бутылки красного вина, а потом еще бутылку белого. Я подумала, а вдруг кто-то не любит красное, в конце концов нельзя же приговорить человека к красному вину. Бродяги спали или делали вид, будто спят, я подкралась к ним и положила бутылки возле них, достаточно близко, чтобы исключить ошибку. Они должны были понять, что бутылки принадлежат им по праву. В другую ночь, когда я сделала это опять, один из клошаров проснулся и что-то сказал про Бога: «que Dieu vous…», а позднее в Англии я услышала что-то вроде «…bless you» [81] Да благословит вас Бог (фр., англ.) . . Подробности я, разумеется, забыла. Я допускаю, что одни блажные и больные так обращаются к другим и потом продолжают где-то жить, как продолжаю где-то жить я, покрытая всеми возможными болячками.

Один из тех мужчин в Париже, только не знаю, тот ли, что проснулся тогда ночью, звался Марсель, у меня в памяти осталось только его имя, ключевое слово в числе других подобных слов, как улица Монж, как два-три названия гостиниц и номер комнаты — 26. О Марселе же мне известно, что его больше нет в живых и что смерть его была необычной…

Малина перебивает меня, он меня оберегает, но, боюсь, это его желание меня оберегать приведет к тому, что я никогда не приступлю к рассказу. Малина — вот кто не дает мне рассказывать.

Я: Ты полагаешь, что в моей жизни ничего больше не изменится?

Малина: О чем ты на самом деле думаешь? О Марселе, или все об одном — о том, что заставляет тебя нести этот крест?

Я: Что это ты вдруг про крест? С каких пор ты употребляешь такие расхожие выражения?

Малина: Пока что ты вполне хорошо меня понимала, с выражениями или без оных.

Я: Дай-ка мне сегодняшнюю газету. Ты мне испортил весь рассказ, ты еще пожалеешь о том, что не узнал про весьма удивительный конец Марселя, ведь рассказать о нем кроме меня нынче уже некому. Другие живут где-то или где-то померли. Марселя наверняка забыли.

Малина протянул мне газету, которую он иногда приносит из Музея. Я переворачиваю первые страницы и заглядываю в гороскоп. «Немного больше мужества — и вы одолеете возникающие у вас трудности. Будьте осторожней с уличным движением. Спите, сколько вам хочется». В гороскопе Малины что-то говорится о его сердечных делах, которые развиваются очень бурно, но вряд ли его это интересует. Кроме того, ему надо беречь бронхи. Я никогда не думала о том, что у Малины могут быть бронхи.

Я: Как поживают твои бронхи? У тебя вообще-то есть бронхи?

Малина: Почему же нет? И как их может не быть? Бронхи есть у каждого человека. С каких это пор ты беспокоишься о моем здоровье?

Я: Я просто спрашиваю. Как ты провел сегодняшний день, очень бурно?

Малина: Где? Не в Арсенале же. Я, во всяком случае, не заметил. Я подшивал документы.

Я: И все же немножечко бурно? Быть может, если ты хорошенько подумаешь, то признаешь, что чуточку бурно.

Малина: Почему ты так недоверчиво на меня смотришь: ты мне не веришь? Да это же просто смешно! И что ты уставилась в одну точку, что ты видишь? Тут нет ни паука, ни тарантула, это пятно ты посадила сама, несколько дней назад, когда наливала кофе. Что ты видишь?

Я вижу, что на столе кое-чего не хватает. Чего именно? Здесь очень часто кое-что лежало. Здесь почти всегда лежала неполная пачка любимых сигарет Ивана, он намеренно ее забывал, чтобы, когда понадобится, сразу найти у меня сигарету. Я вижу, что на этом месте он давно уже ничего не забывал.

Я: Ты никогда не думал о том, что мы могли бы жить в каком-нибудь другом месте? Где больше зелени. Вот, например, в Хицинге скоро освобождается прекрасная квартира, Кристина это знает от друзей, чьи друзья оттуда выезжают. У тебя было бы больше места для книг. Здесь же вообще больше нет места, с полок уже все валится, из-за твоей мании, я ничего против твоей мании не имею, но это именно мания. И еще ты уверял, что в коридоре все еще пахнет кошачьей мочой от Фрэнсис и Троллопа. Лина говорит, она этого больше не замечает, это просто твоя особая чувствительность, ты ведь очень чувствителен.

Малина: Я ни слова не понял. Почему это мы должны ни с того ни с сего переехать в Хицинг? Ни один из нас никогда не стремился жить в Хицинге, или в районе Метеостанции, или в Дёблинге.

Я: Только не Метеостанция, пожалуйста! Я сказала Хицинг. Мне кажется, раньше ты ничего не имел против Хицинга!

Малина: Да эти места похожи одно на другое, об этом вообще не может быть и речи. Но только не начинай сразу плакать.