Наталья Нестерова - Стоянка запрещена (сборник)

– Бабушка! – громко и жалобно позвала я.

Таким же голосом я звала её в детстве, когда мальчишки опасно раскачивали меня на качелях.

Она вышла с веником в одной руке и совком, наполненным землёй и глиняными черепками, – в другой.

– Здравствуйте, Вера Петровна! Это вам! – протянул букет Костя.

– Тюльпаны! Мои любимые. – Бабуля сунула мне веник и совок, приняла цветы. – Они весной пахнут.

Первый раз слышу, что бабушка тюльпаны любит. Кроме того, по всем правилам она должна была сказать: «В честь чего мне цветы-то?» Ничуть не бывало. Улыбается, нюхает жёлтые бутоны, которые запаха не имеют. Можно подумать, что прибыл горячо любимый внук.

– Проходи, Костя! – веником показала я в сторону своей комнаты.

Но Костя остановился у дверей в гостиную:

– Можно сюда?

– Конечно, – пожала я плечами.

В центре этой большой комнаты у нас по старинке, по бабушкиным представлениям об уюте, находится круглый стол и шесть стульев вокруг. Накрывается стол редко, а мешает проходу постоянно.

Костя вытащил из сумки папку с бумагами, принялся их раскладывать на столе. Я села напротив.

– Костенька, может, чаю? – спросила бабушка, появившаяся в комнате с вазой цветов.

– Не откажусь. А к чаю у вас не найдётся корочки хлеба? Я с утра в бегах, даже позавтракать не успел.

– Так я ужин сделаю! – обрадовалась бабуля. И пожаловалась на меня: – Ася мне не разрешает нормальную еду готовить. Питается, как в застенках гестапо. Ты, Костенька, рыбу или мясо предпочитаешь?

– И то и другое. Я всеядный. Заранее – громадное спасибо!

– Салатик рыбный, – вслух рассуждала вдохновившаяся бабушка, – а на горячее куриное филе с грибами, из слоёного теста пирог яблочный…

– Что у тебя с лицом? – спросил Костя, когда бабушка вышла. – Ты плакала?

– Мыло в глаз попало.

– И на два часа застряло? Бывает. Значит, так! Мы с тобой будем говорить о букве «ё». Как ты к ней относишься?

– А надо как-то относиться?

Более всего мне хотелось закрыться с Костей в своей комнате. Целоваться, шептаться, сплестись, переплестись, улететь из этого мира. Проблемы русского языка меня интересовали в последнюю очередь, вообще не интересовали – редкое состояние. Которое Костя совершенно не чувствовал, не подавал признаков желания уединиться. Он был по-деловому собран и настроен на серьёзный разговор. Зачем нам серьёзные разговоры? Вместо поцелуев и объятий?

– Конечно! – возмутился он. – Точки над «ё» – это принципиально.

– Да?

Спросила, только чтобы спросить, чувствуя, что все мои мечты и надежды сметает архаичное «ё». Волею творцов родной речи с этой буквы начинается много бранных, табуированных выражений. Всех не помню, но нейтральное «ё-моё» – как досада и разочарование – присутствовало в моих мыслях.

Костя заглянул в свои распечатки и принялся читать лекцию:

– Как ты знаешь, буква «ё» в русском алфавите появилась благодаря директору Петербургской академии наук княгине Екатерине Дашковой. Она предложила академикам написать слово «ёлка», которое выглядело как «iолка», и спросила, правомерно ли один звук изображать двумя буквами, не лучше ли ввести новую букву «ё». Идея понравилась.

«А если он решил поведать про все йотированные гласные? – подумала я. – Тогда мы точно не доберёмся до тахты и поцелуев».

Костя рассказывал о Карамзине, благодаря которому буква «ё» появилась в литературных произведениях, и, казалось, её ждёт удачная судьба, ведь и номер в алфавите достался счастливый – седьмой. Но не тут-то было, после революции большевики отменили «ё», краску типографскую экономили. И началась страшная путаница, искажения смысла, ошибочные прочтения.

– Такая уж страшная? – вяло возразила я.

– Кошмарная! Русскую литературу испоганили! – воскликнул Костя и порылся в своих листочках, отыскивая цитаты. – У Грибоедова в «Горе от ума» было: «знакомые всё лица», а мы читаем «все лица», «всё врут календари», а не «все врут календари». У Пушкина в «Евгении Онегине» было сорок три слова с «ё» – выкинули не задумываясь.

– Ты что, подсчитал по дореволюционному изданию? – ахнула я.

– Не я, – признался Костя, – есть Союз ёфикаторов России, идеи которого я полностью поддерживаю и одобряю.

– На письме принято ставить точки в парных словах, когда возможно искажение смысла: все-всё, заём-заем, нёбо-небо и так далее.

– А имена и фамилии? – горячо возразил Костя. – Полный бардак! Рерих на самом деле, оказывается, Рёрих, Монтескье – Монтескьё, Черчилль – Чёрчилль, Пастер – Пастёр, фашист Геббельс был Гёббельсом, а французский актер Депардье правильно Депардьё. С удивлением узнал, что Левин у Толстого в «Анне Карениной» на самом деле – Лёвин. Не мог русский дворянин носить еврейскую фамилию.