Вера Чайковская - Мания встречи (сборник)

Но дело было не в нелепой одежде, не в кукле, не в свертке… Их лица были неузнаваемы. И странно было видеть, как они сияют счастьем. Не убиты горем, не опечалены, а буквально сияют счастьем! Он никогда их такими не видел. Он вообще никогда не видел людей, на чьих лицах бы запечатлелось выражение столь несомненного счастья. Но как же так? Ведь у многих горе, пожар! Да и они сами, конечно, пострадали. Но тут же Одя подумал, что счастье не выбирает мига. Оно есть – и прекрасно! Они стояли, отделенные от происходящего, прижавшись друг к другу, погруженные в какой-то свой сон.

– Фира! – тихо позвал Одя. – Фира!

Она подняла счастливый непонимающий взгляд на Одю.

Он ужасно смутился и, не зная, что сказать, снова маниакально продолжил тему рукописи, из-за которой Фира с ним порвала.

– Это у вас рукопись?

Он показал на сверток в ее руке. Фира наконец его узнала и заулыбалась еще ослепительнее.

– А, это вы, Володя!

(Точно в его появлении не было ничего исключительного!)

– Нет, не рукопись, к счастью, – тоже улыбаясь, ответил за Фиру Сиринов. – Рукопись, как ей и полагалось, сгорела. А это Фирочкин автопортрет. Единственная спасенная работа.

– Как? – ужаснулся Одя. – Фира, сгорели ваши картины? Надо же попытаться спасти!

Он бросился в ту сторону дома, где была Фирина мастерская, но его не пустили пожарные.

– Там картины! Пустите! – кричал он тонким голосом, вытирая кулаком внезапно хлынувшие слезы.

– Сгорело. А что не сгорело – подберем. Не волнуйтесь, граждане!

Пожарные оттесняли Одю все дальше от того места, где была мастерская. Вдруг Одя услышал знакомый женский голос, но необычайно пронзительный, усиленный до крика. Оглянувшись, он увидел Клару, которая вцепилась в куртку Сиринова и пыталась оттащить его от Фиры. При этом она что-то злобно выкрикнула по-английски. Несколько дюжих молодцов-полицейских подошли к Кларе, оторвали от Сиринова и отвели в сторонку, посадив на обгоревший колченогий табурет.

– Не волнуйтесь, женщина, вам заплатят страховку. Если застраховано.

Клара продолжала что-то выкрикивать на смеси английского и русского. Одя встретился взглядом с Сириновым, и тот его поманил.

– Послушайте, юноша! Я ведь с вами знаком, правда? Вы – ученик Саши Либмана, я не ошибаюсь? Сделайте мне одолжение. Эта женщина, которая сидит на табуретке, видите? Она имела ко мне отношение. Она – моя бывшая жена. Как бишь ее зовут? Кира? Оксана? Совсем вышибло из головы. Но неважно. Скажите ей, что я все ей оставляю. Все, что нажил там, в Америке. И это ее успокоит, вот увидите.

Одя оглянулся на сидевшую Клару, но он не хотел уходить от Фиры и Сиринова – он боялся потерять их из виду. И в самом деле они стали выбираться из толпы.

– Уходите?

Одя вырос на их пути.

Ответил Сиринов, придерживая за локоть дрожащую Фиру:

– Уходим, юноша, уходим…

– Но там, в этом вашем сознании… Там же так холодно, так одиноко… О котором вы писали в своей рукописи…

– Вы о чем? – В голосе Сиринова прозвучали надменные нотки. – Я же вам сказал – рукопись сгорела. Ее нет! А мы… Мы в леса и поля. Как там пелось в пионерском детстве? «Бегут, бегут, бегут над нами облака!» Честное слово, ничего счастливее не было в жизни, чем эта дурацкая песенка. Пели ее в походе… Буду что-нибудь преподавать. Может быть, физику, математику. А может быть, эстетику. В клубе, техникуме – где возьмут. А Фирочка – рисование. Важнейший предмет!

Фира повернула к Володе свое ставшее совершенно прекрасным лицо, несмотря на сажу или копоть от пожара на лбу.

– Правда, Володя! Мы… в леса и поля. У моего отчима есть дом под Рязанью. Совсем пустой. Там рядом маленький городок… Скорее всего, ничего у нас не получится, но мы попробуем.

И рассмеялась, словно была совсем дурочкой или ребенком. И Сиринов не зря спас из пожара ее детскую куклу. Впрочем, судя по всему, они оба впали в детство.

Одя подошел ближе к Фире.

– Фира, а картины? Вам не жаль?

– Ах, Володя! Ничего, ничего не жаль! Лучше напишу, смелее! Только автопортрет останется от этих времен. Он все вобрал!

– Фира, а я? – совсем тихо спросил Одя. – Как же быть мне? Я так к вам привязался! Можно мне с вами? Я не буду мешать. Пристроюсь где-нибудь в сторонке, в уголке. Тоже что-нибудь буду преподавать. Да хоть вам помогать, Фира! Мне бы только рядом с вами!

– Э нет! – сердито проговорил Сиринов. – Это не годится, да, Фира? Третий – лишний. Хватит нам третьих. Мы уж как-нибудь без вас. Идите же успокойте мадам. Это вы ее сюда привели? И зачем? Впрочем, может, к лучшему. Разом с этим покончить. Да, Фира?