Нос у меня аккуратный, обтекаемой формы, не такой длинный, как у писателя Гоголя. Правда, с небольшой бородавкой, но совершенно незаметной. И тут я с ужасом представил себе, как какой-нибудь врач-костолом надумает поместить с лечебной целью на моём носу несколько пиявок, и одна из них присосётся к малозаметной бородавке.
Однажды, уже в новом году, я опять столкнулся в магазине «Не проходи мимо» с мистером Залкиндом и, между прочим, пожаловался ему на депрессию. В ответ он сунул мне газету «Голос общественности Нью-Йорка». — «Позвони по этому объявлению, — сказал мистер Залкинд, — может это решение твоей проблемы». В разделе объявлений я прочитал следующее:
МНЕ 54 ГОДА
ХОРОШО ВЫГЛЯЖУ, ЛЮБЛЮ ЖИЗНЬ И ЛЮДЕЙ.
ПОЗНАКОМЛЮСЬ С МУЖЧИНОЙ 40–50 ЛЕТ С ПОХОЖИМИ ВЗГЛЯДАМИ НА ЖИЗНЬ ДЛЯ ДРУЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ, ОБЩЕНИЯ И РАЗДЕЛЕНИЯ СОВМЕСТНЫХ ИНТЕРЕСОВ.
Но жена не разрешила мне звонить, а предложила поехать в Париж к Александру Ивановичу. — «Поменяешь обстановку, и депрессию как рукой снимет», — сказала она и оказалась права.
В Париже Александр Иванович устроил меня в отеле «Робеспьер», название которого указывало на то, что революционные традиции французского пролетариата ещё не угасли. Расположен он был на улице, названной в честь другого прославленного революционера — Дантона, который имел некоторые отклонения от генеральной линии партии и потому лишился головы. В деле познания Франции мосье Куприн сделал для меня больше, чем десяток книг, которые я по рекомендации жены прочитал перед отъездом. Сразу же после прибытия он спросил о моём ресторане, о моём кафе и публичном доме. Ответ ужаснул его. — «Нужно переделать всю твою жизнь», — заявил он. И мы её переделали. Обедать стали в харчевне скотопромышленников и торговцев вином — против Винного рынка. Деревенские девки в шлёпанцах подавали нам омаров в красном соусе, жаркое из зайца, начинённого чесноком и трюфелями, и вино, которое нельзя было достать в другом месте. Заказывал мосье Куприн, платил я, но платил столько, сколько платят французы. Это не было дёшево, но это была настоящая цена. В публичный дом я с ним не пошёл. Сегодня, скорее всего согласился бы, потому что нынче я вроде тренировочного мешка с ватой, к которой добавили солидную дозу финиковых косточек. Но тогда я во всём следовал инструкциям жены, и кроме того, с финансами было туго. Угостить друга жарким из зайца с трюфелями — хватало, а на большее — нет.
И вот однажды, когда мы уже съели тушёного зайца и сидели, попивая вино, которое в другом месте достать невозможно, Александр Иванович, подпрыгивая на стуле и потирая руки от удовольствия, стал рассказывать интересную историю. Будто бы всё это приключилось с ним, когда он в составе спортивной делегации приехал на состязания в Киев. Писатель Куприн положил этот сюжет в основу своего рассказа «Геро, Леандр и пастух», перенеся действие в древнюю Грецию. После сытного обеда я был настроен благодушно и не стал ему указывать, что рассказ опубликован в 1929 году, то есть задолго до того, как мосье Куприн явился на свет Божий. Кроме того, я никогда не забывал о его предупреждении, что он упрям и нетерпелив в ссоре.
— Итак, я приехал в Киев в составе молодёжной сборной по триатлону, — начал свой рассказ Александр Иванович, — и меня с товарищем поместили в номере гостиницы «Днепровская гавань». Я был прославленным атлетом, одинаково непобедимым в плавании, велосипедных гонках и беге. В один из великих дней я и Геро увиделись на стадионе и с первого взгляда страстно полюбили друг друга. Мы оба были так прекрасны телом и душой, как только могут быть прекрасны невинная девушка в шестнадцать лет и пылкий юноша в девятнадцать. В тот же вечер мы, незаметно для любопытных взоров, сошлись в Первомайском парке и обменялись первыми целомудренными ласками.
— В номерах «Днепровская гавань» жил ваш дедушка ещё в 1909 году, — не утерпел я внести уточнение. — После революции гостиницу экспроприировали и в ней помещался штаб боевых дружин.
— Не перебивай меня, — тихо произнёс мосье Куприн, и я заметил, что глаза его порозовели.
— Во время этого нежного свидания мы осознали, как трудно нам стать мужем и женой, — продолжал Александр Иванович, — поскольку с нашими ограниченными денежными накоплениями решить жилищную проблему в Советском Союзе было невозможно. Среди глубоких вздохов, непрерывных поцелуев и солёных слёз мы решили терпеливо ждать той счастливой поры, когда два великих бога — бог любви и бог случая — ниспошлют нам радость соединиться навеки. А пока что Геро должна была ехать со своими родителями на дачу возле деревни Осокорки. Теперь это поэтическое место уже не существует, поскольку город наступил на него своей тяжеловесной пятой. — «Как же мы будем видеться?» — уныло спросил я. — «Мы можем видеться ночью, мой дорогой, — быстро возразила Геро. — Переплывёшь Днепр. Разве ты не лучший пловец Петербурга, а значит, во всём Советском Союзе и во всём мире».
Читать дальше