Ольга Коренева - Не грусти, гад ползучий

Любе что! Ей не ехать. Ее не шлют - возраст, дети, и так далее. Хотя, что это за возраст: сорок четыре года? Не очень-то она подчеркивает свой возраст, когда в привычных мужских компаниях дымит и пьет по-свойски, на равных. Повидала виды тетенька: сама пигалица, но с густым контральто, в котором звучит этакий апломб ("гормоны", - язвит на этот счет Алик Невский), любительница компаний и вечеринок. Веселится, пока ее пожилой муж, опытный литератор, правит ее статейки и сидит дома с детьми! Вот ее не шлют, жалеют. Да просто пишет она плохо, вот и не шлют! А ей, Ане, отдуваться за всех. А как же! Ведь она одна "на ходу" в их отделе. Молодая, не семейная. Стало быть, легка на подъем, а это - мотив серьезный. И материалы ее - резкие, без "воды", все по делу, и вообще, как отмечает Олег Невский, "она у нас заядлая"; устала, измоталась, но этого никто не замечает.

Теперь придется работать с этим злосчастным письмом. Представила — нудные дебаты с администрацией стройки, беседы с рабочими, возню с техдокументацией... А каков будет результат? В лучшем случае - заметка строк в сто пятьдесят - двести, да еще сумей подать материал, повернуть по-новому, как-то интереснее, острее эту вообще-то обыкновенную историю.

Что ж, тянуть нет смысла. Аня оформила командировку, заказала билет на вторник. Достался только общий вагон, других уже не было. И заспешила домой собираться.

"По поручению группы ветеранов войны, проживающих в микрорайоне N2 Ленинградского района столицы, выражаем возмущение программой правительства. Многие из нас страдают различного рода заболеваниями. С каждым годом число ветеранов тает. А деньги для увеличения нам пенсий до сих пор не найдены. Зато нашлись резервы для увеличения зарплаты партаппарату... "

/"Московский комсомолец"/

" Политика погубила культуру. Образовалась официальная система ценностей, насквозь пропитанных идеологией. Литературные журналы утратили позиции эстетические и превратились в уличных ораторов. Искусство стало орудием идеологической борьбы. Литературные баталии переросли в базарную ругань по принципу "а ты кто такой?" Когда зажимаем и уничтожаем талантливых писателей, мы теряем все. Советская литература всегда страдала засильем одних и тех же бездарных официальных авторов, которых издают по всяким посторонним соображениям... "

/"Московский комсомолец"/

После долгой дороги в битком набитом вагоне, после ночевки на жесткой полке, отчего тело ныло, как отшибленное, наконец-то вот она здесь - в северно-русском этом городке, а вернее, просто в рабочем поселке - рано-поутру, когда идет в цехах пересменка. Бытовки-вагончики в беспорядке, как детские кубики, раскиданы посреди глинистых хлябей и котлованов. Вознеслись жирафьими шеями ажурные краны - издали они эфемерны и полосаты. А поблизости, вокруг Ани, пробирающейся к стройке, скреперы, бульдозеры, обычная техника. Все это понемногу оживает. Словно разминаясь после сна, покачиваясь, начинают двигаться стрелы кранов. Над дощатыми бытовками стройучастков — сизые дымки.

Пробираясь к беленому зданьицу конторы, Аня чуть не увязла в каком-то тягучем разливе, вроде застывающей лавы: битум? Мастика? Черт его знает, что это такое. Ясно лишь одно: это хаос и беспорядок, или (по Невскому) сплошная безобразия...

Выбралась из липкого месива, выскочила на бугорок. Оттирая на ходу джинсы, чуть не врезалась в бульдозер, намертво погрязший в провале почвы. "Тьфу, черт! Тут надо балансировать, как клоун в цирке".

Наконец, набрела на тропу, вышла к зданию конторы, где в окнах еще желтел электрический свет.

Вошла.

- Вы в отдел кадров? - встрепенулась вахтерша у входа. - Жилья у нас нету, учти. И бытовки все заняты... Смотри. А то только ходют даром туда, сюда... Ну, подымись на второй этаж.

Сказала и опять сникла, как заснула. В теплом платке поверх ватника, с усталым лицом.

- Да нет, я из газеты.

Вахтерша ожила. В глазах - любопытство, вопрос.

- А зачем к нам? А кто нужен-то, к кому? Все равно, подымись ты, милая, наверх... Но только никого еще нет.

На втором этаже и впрямь было пусто. Вдоль узкого коридорчика все двери были одинаковы, как солдаты в строю.

В темном узеньком коридоре Аня примостилась в углу между запертой дверью "замнача" и подоконником.

Какая-то разбитость во всем теле, озноб, усталость мешали сосредоточиться. Мысли разбегались, хотелось спать. Но вот - гулкие шаги по коридору, женщина в меховой шапочке (секретарь, видимо), подошла к двери, достала ключ.