Валерий Бочков - Медовый рай

Комендант замолчал. Белка перевела взгляд на Луну. Неожиданно из хребтов и кратеров сложилось лицо старухи, старуха ухмылялась.

– Они дрейфовали по орбите, выходили на связь, кислорода оставалось на пять суток. Все идеи возвращения на Землю, одна за другой, отбрасывались, признавались невыполнимыми. Поломка двигателей, разгерметизация спускаемого аппарата – казалось, что выхода нет. Пока второму пилоту не пришла идея использовать для спуска на Землю лунный модуль – капсулу, в которой астронавты должны были прилуниться.

Комендант выдержал паузу и торжественно закончил:

– Восемнадцатого апреля лунный модуль приводнился в районе Гавайских островов. Кислорода на борту оставалось на два часа. Всех членов экипажа наградили «Медалью Свободы», высшей наградой для гражданских лиц. Второго пилота звали Фред Хейз. Это был мой старший брат.

Комендант молча смотрел сквозь Белку, задумчиво и хмуро.

– Он меня потом спросил – ты нас похоронил? Я честно сознался – да. Я не смог соврать ему, хоть мне очень не хотелось говорить правду. Тогда он мне сказал: «А я верил, что мы выкрутимся. Ни секунды не сомневался. А главное, я понял, что только я, и я один, решаю, жить мне или умереть. И до тех пор, пока я не поставил на себе крест, я жив. Жив, понимаешь!»

Он снова замолчал, потом наклонился к Белке.

– У меня очень скверная новость. Полицейский, не выходя из комы, умер сегодня утром. Прокурор выдвигает против тебя новое обвинение, он будет требовать смертной казни. Заседание суда назначено на семнадцатое.

Белка рассеянно царапала ногтем угол стула.

– Ты поняла? – тихо спросил Хейз.

Белка кивнула и едва слышно прошептала:

– А семнадцатое, это когда?

Лицо ее стало серым, словно сырой гипс. Она прерывисто вдохнула и медленно, словно дурачась, стала валиться набок.

До семнадцатого оставалось две недели.

Когда Белка вернулась в свою камеру, все уже знали и о пересмотре дела, и о дате суда.

– Ну, до суда еще дожить надо! – успокаивала Глория. – Давай решать проблемы по мере их поступления.

– Ага! – встряла беззубая Клэр. – А то не ясно, что за легавого ей балку влепят по самый небалуй!

– А если адвокат…

– Хер горбатый, а не адвокат! – возмутилась Клэр. – Ну какой у этой сявки адвокат? Ей дадут бесплатного доходягу, который не то что мокрушницу, мать Терезу не смог бы защитить. Адвокат, мать вашу! Как дети, честное слово…

Белка молча села на койку. Все верно – ее адвокат, адвокат из Союза защиты гражданских свобод, которого тогда приставили к ней, – мятый тип, похожий на тихого алкоголика, – она видела его всего дважды – двадцать минут в камере, где он, раскрыв потасканный портфель, перекладывал мятые бумажки, и второй раз в зале суда. Там он сбивчиво читал с листа, пару раз переврал ее фамилию, называя то Бокланд, то Кембел. На столе перед присяжными в качестве вещественного доказательства лежал дробовик «Ремингтон». К стволу была привязана веревка с картонной биркой, похожей на ценник. Адвокат иногда поднимал глаза и смотрел куда-то в угол, там стоял сине-оранжевый флаг штата Аризона. На присяжных, смирно сидевших за деревянной загородкой, точно овцы в загоне, он не взглянул ни разу.

– После суда апелляцию в Верховный Суд подашь, – советовала мулатка с выколотым словом «месть» на шее. – Вон, Мелисса почти три года после приговора…

– Ну да, все верно! – поддержала Глория. – Апелляция. Там у них чертова прорва прошений, я слышала, в Канзасе один мужик почти десять лет под вышкой прожил.

– А потом? – негромко спросила Белка.

– Ну а что потом? – растерялась Глория. – Потом… Понятное дело… Ну так это ж потом. Все там будем…

Она запнулась и рассеянно перекрестилась.

Отец принес «Ремингтон» в начале августа. Четырехзарядный помповый дробовик шестнадцатого калибра с облезшим прикладом, на котором кто-то не очень умело вырезал слово «тихий» – то ли кличку владельца, то ли ружья.

Луна-парк открыли в День поминовения, который по традиции отмечается в последний понедельник мая. К середине лета их захолустный Сан-Лоредо, известный до этого лишь кирпичным заводом, руинами мексиканской церкви восемнадцатого века да чесночными пончиками «капасидо», стал самым посещаемым из всех маленьких городков штата Аризона.

Карусели, аттракционы, гигантское чертово колесо стали отличной ширмой для «Лос-Растрохос», колумбийского наркокартеля, специализирующегося на экспорте кокаина, метамфетамина и героина. После ареста Энрике Серна картель возглавил его брат Хавьер Антонио. За аналитический ум и скрупулезное продумывание операций он получил прозвище Шахматист.