Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье

Как и отец Захры, Азизи тоже фанат американцев. Они – достойные люди. К тому же их имена легко произносятся: Билл, Джо, Хэнк. Они обмениваются рассказами о детях и родителях. Большинство моложе Азизи, но кое с кем он подружился. Он для них полезен: переводит русские надписи на панелях управления прочных и довольно надежных вертолетов, на которых летает его подразделение. Он пытается научить их русским техническим терминам, которые знает. Американцы, в свою очередь, пытаются научить его английским. Но уже не раз обнаруживалось, что у букв и звуков нет эквивалента в другом языке, так что афгано-американское воинское братство общается в основном на «ринглише» (помеси русского с английским через персидский) и «пинглише» (максимально близкие английские версии персидских слов на дарийском диалекте Азизи).

Как выяснил Азизи, американцы отличаются не только языком, но и способом выражения. Они прямо, подробно и настойчиво излагают свои идеи. Афганцы предпочитают окольные пути. Плохие новости или иное мнение редко высказываются без предварительных танцев на цыпочках – или просто остаются невысказанными: пусть каждый домысливает самостоятельно. Азизи уже научился правильно себя вести, когда американцы просят чего-то невозможного. Ему не хочется казаться неуступчивым; к тому же, насколько он уяснил, американцы со временем все равно поймут, что возможно, а что – нет, поэтому он всегда говорит «да» или «нет проблем».

Пока Азизи позволяют подниматься в воздух, ему вообще-то все равно, с кем работать. Он отлично ладил с русскими; его только слегка раздражала их манера всегда стараться навязать ему свои политические взгляды. Нужно было быть членом партии, чтобы продвинуться вперед. Как и большинство афганцев, которых я опрашивала, Азизи отказывается говорить, действительно ли он тогда вступил в коммунистическую партию; это было очень давно. Однако он полагает, что ему больше нравятся американцы: они не пытаются разговаривать с ним о политике: «Они просто солдаты, совсем как я».

Когда американцы уйдут, Азизи будет летать для тех, кто придет после них.Когда пришли американцы, в ангаре электрические розетки с двумя входами сменились на розетки с тремя. Если их поменяют еще раз, его это не особенно озаботит. Он умеет приспосабливаться.

Если бы не проносящийся внизу ландшафт, могло бы показаться, что Азизи ведет светскую беседу за послеполуденным чаем. По мере того как мы медленно и невесомо пересекаем иссохшую землю, которая напоминает растрескавшуюся пятку человеческой ступни, он рулит прямо к каждому крутому горному склону, вздымающемуся перед нами, пока не покажется, что лопасти винтов вот-вот коснутся камня. Только тогда, совершив едва уловимое движение кистью руки, он заставляет свою машину горизонтально подняться над горным склоном, всякий раз вознаграждая себя широкой ухмылкой, когда мы взмываем в открытое небо.

«БЬЕНВЕНИДО А КАЛАЙИ НАУ». Это приветствие выведено краской из баллончика поперек мешков с песком, возле которых мы приземляемся в пыльном вихре. Это Северо-Западный Афганистан, граничащий с Ираном, со своим собственным выборным афганским губернатором. Но именно испанские войска построили здесь скромное летное поле, когда их отправили в провинцию Бадгис. Они разместили свою «команду реконструкции» в ее маленькой столице и развернули темно-синие флаги НАТО рядом с испанскими, желто-красными. Для черно-красно-зеленого флага Исламской республики Афганистан не осталось ни одного флагштока.

Вертолет, наконец, приземляется с грацией растолстевшего водяного клопа. Наши соседи-пассажиры, сплошь афганские военные офицеры с ухоженными черными усами и в пустынном камуфляже, выбираются наружу. Это пустыня, дополненная песчаными дюнами и редкими соснами, окружающими глинобитные домики, тянущиеся к городу с похожей на капкейк бирюзовой мечетью в центре.

До 2001 г. это и городом-то нельзя было назвать, говорит помощник губернатора, который приветствует нас, зажав под мышкой розовый блокнот с обложкой, украшенной мультяшными персонажами с косичками. Что касается офисных принадлежностей, здесь приходится пользоваться тем, что есть.

Отелей в городе нет, но губернатор согласился поселить нас в своем гостевом домике при условии, что мы не будем чересчур активно разгуливать по городу и не сообщим никому, что здесь остановились женщины. Когда мы въезжаем в сам Калайи Нау, город по-прежнему больше напоминает деревню с разбросанными там и сям глинобитными домами, окруженными низкими стенами. Все здесь низкорослое и бурое, тон в тон самой пустыне. На главной улице красуется по шесть магазинов с каждой стороны, расположенных в одно-двухэтажных зданиях. Здесь есть женский рынок, где прикрытые с ног до головы или одетые в бурки женщины могут заниматься покупками в обществе исключительно других женщин, в то время как мужчины ждут их на другой стороне.