Андрей Норкин - Армейские байки. Как я отдавал Священный долг в Советской армии

Зато вечером в Доме офицеров мы оторвались на всю катушку. Играли ребята на совесть. Два часа пролетели в один миг, с десяток песен были производства нашего музыкального «Филиала», и что особенно приятно – их принимали лучше всего. Я перемежал музыкальные номера каким-то несусветным трепом, зажигая собравшуюся публику: молодых офицеров, их жен, но в основном учащихся старших классов школ и техникумов Кутаиси. По ходу вечера я обратил внимание, что рядом с Толиком, который сидел на скамейке у окошка (он в тот вечер помогал готовить аппаратуру), все время ошивался какой-то мужичонка. В конце концов он уселся с ним рядом и начал что-то шептать Толику на ухо. Позднее выяснилось, что разговор шел обо мне.

– Слушай-ка, а ты этих музыкантов знаешь? – спросил мужичонка.

– Ну да, – ответил Толик, – из моего полка все.

– А вот этот, который все время болтает?

– Это – Андрей Норкин, он у нас как ведущий.

– Ведущий? Точно, ведущий… А он кто по национальности? – вопрос застал Ерошенко врасплох. – Еврей?

– Да нет, – растерялся Толик. – Он русский.

Мужичонка помолчал, потом глубоко вздохнул и произнес:

– Ни хуя… Еврей! – И ушел. Больше мы его никогда не видели. Может, ему евреи не нравились?

После окончания дискотеки мы поняли, что отныне наша жизнь в армии будет идти совершенно по-другому. Пока мы грузились в машину, прибежал раскрасневшийся от переполнявших его чувств и, видимо, небольшого количества алкоголя начальник клуба старший лейтенант Мелешко. Он радостно сообщил, что завтра у нас будет еще один концерт, в одном из городских техникумов. Так группа «Филиал» получила своего импресарио, очень энергичного и креативного.

Группа «Филиал», в центре – наш импресарио

К нашему возвращению в полк у Мелешко появилась еще одна новость: политотдел корпуса дал распоряжение снять нас с предстоящих в начале марта учений и бросить на организацию праздника 8-го марта. «Вот она – слава!» – одновременно подумали мы. Концерт в техникуме только укрепил это ощущение: полнейший триумф с проявлениями массовой истерии! Мы уезжали на машине, а вслед нам неслись аплодисменты и скандирование: «Филиал!», «Филиал!».

А вот и наши «гастроли» в техникуме

Однако на учения мы все же поехали. Потому что жизнь наша хоть и пошла по-новому, но не совсем так, как мы предполагали.

«Я вернулся с учений. У нас – не очень-то весело, я имею ввиду Карабах и Сумгаит, как-никак это совсем рядом. Сам праздник мы встречали уже в Караязах. 23.03.1988 г.»

Нет, с нашей концертной деятельностью все складывалось хорошо, недостатка в выступлениях мы не испытывали, просто с конца февраля 88-го стало гораздо отчетливее ощущаться то, что жили мы далеко от дома, на Кавказе. Пресловутый «национальный вопрос» периодически о себе напоминал и раньше, а с этих пор вышел на первое место. 27–29 февраля произошли события, вошедшие в историю страны как «Сумгаитский погром».

В полку армяне с азербайджанцами время от времени сталкивались врукопашную, но эти стычки заканчивались быстро и бескровно. Наша компания к этим конфликтам относилась как к чему-то далекому, не имеющему прямого отношения к нашей жизни. Вот когда на кого-то из нас наезжал какой-нибудь местный житель, это было другое дело, но и такие неприятности ограничивались считанными эпизодами. Сказывалось и привилегированное положение, и то, что кавказцы, в основном, конфликтовали друг с другом, а не с русскими или украинцами. Конечно, что-то о событиях у соседей мы слышали. Один командир взвода с его «Карабах наш!» чего стоил! Но вся полнота картины, разумеется, оставалась вне нашего ведения: из-за чего возник конфликт, как он развивался, чью сторону занимала Москва? Об этом в газетах старались не писать и по телевидению не рассказывать. Сумгаит эту информационную блокаду вскрыл. Скорее всего новости, заполонившие полк в самые последние дни февраля, далеко не во всем соответствовали действительности, но это не имело особенного значения.

Пожалуй, даже сейчас, спустя столь продолжительный отрезок времени, восстановить непредвзятую хронику тех событий невозможно. Даже энциклопедии трактуют происходившее противоречиво. Что же тогда говорить о нашем представлении о случившемся в то время, в тех условиях?