Франсиско Голдман - Скажи ее имя

Но, Хуанита, сказал я в трубку, я же дал показания. Ты была там. В delegatión. Их не приняли, потому что у меня не оказалось документов. Паспорт остался в Масунте.

Растягивая каждое слово — мне был знаком этот саркастический, издевательский тон Хуаниты, — она сказала: а-а-ай, какая интересная история. Что за исто-о-ория. (Ке бо-ниии-та хи-стооо-рия.) У тебя не оказалось па-а-а-аспорта. Он остался на пля-я-яже. Можешь рассказать эту сказку адвокатам и судье.

Хуанита, сказал я, в чем ты меня обвиняешь?

Мой тебе совет, ответила она, беги из страны ради собственного блага.

Я никуда не уеду, сказал я, у меня нет причин бежать из страны.

Университетские адвокаты хотят, чтобы тебя арестовали и посадили прямо сейчас, сказала она, темп ее речи ускорился. Но я их остановила. Я выступила в твою защиту. Но пока ты под следствием, я не хочу ни видеть тебя, ни говорить с тобой. Брат будет моим поверенным. С этого момента все, что ты хочешь передать мне, ты должен говорить ему.

Это был мой последний разговор с матерью Ауры. Я закончил говорить с ней, и тут же перезвонил Леопольдо, чтобы выяснить, что происходит. Почему Хуанита так со мной обращалась? Этот короткий звонок стал последним разговором и с Леопольдо, мне было велено общаться с ним только в письменной форме; на этом он повесил трубку. Чуть позже тем же вечером, или, быть может, это был следующий вечер, Хуанита позвонила Фабиоле и велела ей держаться от меня подальше, не разговаривать и не встречаться со мной, пока я нахожусь под следствием, иначе она тоже рискует оказаться подозреваемой. Фабис выскочила из квартиры, домчалась до моей двери и постучала. Она была потрясена, так бывает с выжившими в автомобильной катастрофе. Она дрожала и старалась не плакать, но с трудом смогла объяснить, что произошло. Она позвонила матери. Одетта негодовала. В тот же вечер она повела нас с Фабис ужинать в многолюдный ресторан, чтобы все увидели, что нам нечего скрывать.

Было такое чувство, что в моем мозгу протечка: он выпускает сны в действительность. Усталость, как рука в старой перчатке из мягкой кожи, нежно сжимала мозг, я чувствовал прикосновение ее трясущихся пальцев. Просыпаясь около трех или четырех часов утра, вместо того чтобы в отчаянии всматриваться в темноту, я погружаюсь то в один обрывок ночного кошмара, то в другой, пробуждаясь от каждого из них, словно от удара, в то самое мгновение, когда с облегчением понимаю, что это всего лишь сон. В конце концов я сдался, выкинул подушку, которую прижимал к голове, морально истощенный и опустошенный, дрожа, вылез из постели, продираясь через дебри образов и видений, которые сплошным потоком неслись сквозь меня.

Аура была цвета голубого сладкого льда, или одного из ее замороженных чистящих средств, но она не была холодной, вытянувшись она плыла в воздухе рядом со мной. Я проснулся как от удара, когда она медленно наклонилась, чтобы поцеловать меня. Затем я оказался в грязном подвале огромного универмага, где в большой фанерной коробке обнаружил выставленные на продажу платья Ауры, упакованные в брикеты размером с кирпич, обмотанные картонной лентой; я взял одно из них, узнал его, потом еще несколько, и снова проснулся, глядя в пустоту. Мне снилось, что мы с ней были на свидании в парке Чапультепек, а теперь я собирался позвонить ей и пригласить снова, но никак не мог вспомнить ее имени. Я задавался вопросом: кто была эта очаровательная молодая женщина? Но я помнил ее лицо и особенно чудесные веснушки на носу. Я проснулся с улыбкой. Как будто то, что я забыл ее имя, было шуткой Ауры с того света.

▄

Лепнина на стыке стен и потолка, напоминающая украшения со свадебного торта; ангел, платье и алтарь; жестяное сердце на стене; ее стол, книги, компьютер, переполненная подставка для ручек, шоколадка ко Дню святого Валентина, набивные шерстяные котята, сделанные в штате Чьяпас, с глазами, как у Сиротки Энни; непарные прикроватные лампы из соседнего антикварного магазина, одна из них красноватого оттенка, с петухом, нарисованным на керамическом основании; ее робосапиен на комоде темного дерева; ее одежда в гардеробной, бутылочки и флакончики с кремами и духами; длинные задернутые шторы, сквозь которые едва просачивается свет; испарение, бульканье, шипение и исступленно трубящие в батареях крошечные слоны, а также гудение ее переносного обогревателя — все это делало комнату уютнее в те долгие холодные зимние недели после случившегося, когда я большую часть времени безучастно лежал распростертый на кровати поверх нашего разноцветного покрывала. Ее вещи, книги, музыка, стойкий, хоть и нежный, аромат духов и согревающий, ласкающий запах всего, что ей принадлежало. Просыпаясь, я слышу похрустывание шин автомобиля по предрассветному снегу; снегоуборочная машина проезжает под окнами с таким грохотом, будто я нахожусь на взлетной полосе.