Артур Кестлер - Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

— Начальство прибыло! — сообщил Джозеф, увидев машины, одолевающие последние метры подъема.

Никто не ответил. Люди безумно устали и со страхом думали о том, что через двадцать минут придется работать снова. Все обитатели лагеря, кроме часовых, распростерлись в полудремоте под палящим солнцем, как ящерицы на горячих камнях. Они лишь взглянули на подъехавшие к вышке машины и продолжали лежать. Только Бауман и Реувен поднялись, чтобы встретить гостей.

Первой вышла из машины миссис Ньютон, оглядываясь с неодобрением вокруг, явно оскорбленная тем, что никто не обращает внимания на их приезд. Вслед за ней вылез майор.

— Доброе утро! — крикнул он с показной сердечностью, обращаясь к Бауману и Реувену. — Вы командиры в этом сонном царстве?

В дремотной тишине его голос прозвучал, как выстрел. Обменялись рукопожатиями. Подошли пассажиры из второй машины. Все встали тесной группой в тени башни. Доктор философии Люстиг, рыская вокруг и стараясь никому не мешать, сделал несколько снимков. В глазах за толстыми стеклами очков и на губах его играла улыбка, которая как бы говорила, что он всего лишь скромный фотограф. Затем он, вместе со своей «лейкой», удалился, чтобы сфотографировать холм, камни и лагерь in statu nascendi. Щелкая затвором, он каждый раз представлял себе заголовки к снимкам в пропагандистском альбоме: «Пять лет назад Башня Эзры была всего лишь каменной пустыней». Внизу будет снимок: «Поселение теперь» — белые бетонные дома, тенистые эвкалиптовые аллеи, лужайки, беседки и смеющиеся дети. Он снял одного из бойцов Баумана с винтовкой — в профиль и снизу, так что его внушительный силуэт оказался на фоне неба. «Как во времена Эзры, когда народ вернулся из изгнания и стал трудиться, не выпуская из рук оружия…» Доктор Люстиг был тронут. Солнце пекло, пот стекал со лба под стекла очков и попадал в глаза. Он протер глаза и очки платком и, подойдя сзади, сфотографировал Джозефа и Дину под изящным углом, так что лица их казались тяжелыми и скульптурными, как лица партизан в советских фильмах. Его воображение, привыкшее воспринимать действительность с ярлыками «прежде и теперь», как в косметических рекламах, уже окружило эту пару кучей детей, весело жующих апельсины местного производства, при том, что Дина представлялась играющей на каком-то неопределенного вида струнном инструменте, не то арфе, не то лютне, подобно Батшеве, развлекающей царя Давида. Он удалился на цыпочках, улыбаясь своим мыслям и погруженный в мечты о еврейском государстве, начисто забыв, что он всего лишь скромный фотограф.

Реувен тем временем водил гостей по лагерю, давал короткие и деловые объяснения. Метьюс решил, что этот малый нравится ему куда больше, чем боссы из Иерусалима. Ньютон слушал внимательно. Он восхищался этими молодыми людьми, готовыми одолеть столько препятствий, хотя их сентиментальный фанатизм был ему чужд. Он предвидел, какие предстоят неприятности, если арабские террористы начнут выкидывать свои номера. А они, конечно, начнут, хотя слава Богу, это забота не его, а майора полиции. Ньютону не нравился и беспорядок, возникший здесь со строительством лагеря. Появится еще одно уродливое современное поселение, нарушающее красоту пейзажа. Насколько приятнее меланхолическая прелесть арабских деревень, вроде той, что мирно дремлет напротив через долину в сухом дрожащем воздухе…

Миссис Ньютон шла впереди рядом с майором и думала примерно то же, хотя мысли ее были менее четки и лишены эстетической оценки. От арабов, по крайней мере, знаешь, чего ожидать, они туземцы и знают свое место. Их старейшины держатся с вежливым достоинством, толпа живописна и подобострастна. И если иногда они бунтуют и стреляют, это только естественно, чего еще можно от них ожидать? Евреи совсем другие. У них нет старейшин, нет достоинства, и они отнюдь не живописны. Вместо того, чтобы благодарить англичан за то, что их сюда пустили, они повели себя, как хозяева. Ишь, как нагло они разлеглись, не вскочили и не вытянулись перед майором полиции и женой помощника губернатора! Господи, попробовали бы они такое в Индии! Неприятно, конечно, что они белые. Белые туземцы — слыханное ли дело! Кроме того, все они профессора или что-то в этом роде. Считают себя очень умными, но на своих приемах не умеют подать толком чашку кофе, поддержать приличную беседу. Только и делают, что демонстрируют свою начитанность и познания в языках, показывают, что они умнее всех.

Майору полиции сухая жара напоминала, как всегда, Судан, откуда его перевели в Палестину всего несколько месяцев назад. Но насколько там все было проще! С любопытством и знанием дела он рассматривал вырытые этими еврейчиками блиндажи и траншеи. Обосновываться здесь в такой момент — довольно смелая затея с их стороны, и если правда, что на горизонте появилась банда Фаузи, им предстоит горячее время. Откровенно говоря, двенадцать винтовок, которые им позволено иметь, — это не слишком много. Но конечно, у них есть эта чертова Хагана с ее нелегальным вооружением. Как бы то ни было, они предупреждены, и если им хочется разыгрывать смельчаков и настаивать на своем праве на этот несчастный холм, как Шейлок настаивал на фунте мяса, — что ж, им же хуже. А что касается Фаузи и его банды, то это, слава Богу, забота армии.