Кристин Хантер - Трио «Душа» и Сестрица Лу

— Ну ладно, я согласен, что с тобой довольно круто поступили: ты только вошла, а он в этот момент вовсю поливал светленьких. Но будь проще в конце концов! Как ты, интересно, собираешься вникнуть в наши дела, если ты и слушать не желаешь?

Лоретта молчала. Решив, что он ее переубедил, Фесс обнял Лоретту за плечо и попытался повернуть ее.

— Пойдем, вернемся назад и послушаем других выступающих. Сегодня там будет несколько очень сильных ребят.

Его рука давила ей на плечо. Лоретта попыталась освободиться, но Фесс надавил сильнее.

— Да ну тебя! Пусти, ей — богу!

Даже в темноте Лоретта разглядела, как яростно вспыхнули его глаза.

— Ах вот ты как, значит? Это лишь доказывает, что брат был прав. У всех у вас, светлых девок, комплекс превосходства.

— А по-моему, наоборот! Это у тебякомплекс! — выпалила Лоретта, но тут же замолчала, вложив все силы в борьбу с Фессом, который, навалившись ей на плечо, толкал Лоретту к темной стенке.

— Думаешь, ты слишком хороша для такого парня, как я? Ничего, ты не первая.

И тут Лоретта словно увидела Фесса насквозь, заглянув на самое донышко его жалкой душонки. Какая-то светлокожая девушка уже раз отвергла его — может быть, в Бостоне, может быть, уже здесь, может быть, потому, что он был черным, но вероятнее всего — потому что он был ей неприятен. А он до сих пор не может это пережить. Лоретте стало жаль Фесса. Но в данную минуту она сама находилась в слишком отчаянном положении.

— Ничего, привыкнешь, — цедил сквозь зубы Фесс. — В нашем движении женщины нас уважают. Они нам принадлежат.

Он прижал Лоретту к стене, дыша ей в лицо. Лоретта дергала головой из стороны в сторону, уворачиваясь от насильственного поцелуя и с ужасом понимая, что одним поцелуем не утолить его ярости.

Но он не на ту напал! Неожиданно опустив голову, Лоретта вцепилась зубами в давившую ей на грудь руку. Фесс взвыл от боли и на секунду отдернул руку.

В следующее мгновение Лоретта была на свободе и сломя голову бежала по улице.

Фесс ее не преследовал. Пробежав целый квартал, Лоретта перешла на шаг. В темноте за ее спиной еще слышались всхлипывания.

На следующий вечер Вильям объявил:

— Вот тебе десять долларов, мама. Пойди в магазин и купи на всю семью антрекотов.

— Восемь штук? Ты что, рехнулся? — испуганно покосилась на него бережливая его мать.

— Хочу, чтобы у нас на ужин было жареное мясо, — настаивал Вильям. — Давайте жить, как белые люди, сегодня по крайней мере. У меня снова есть мастерская, и я хочу это дело отметить. Может, тебе еще дать денег?

— Не надо, — быстро ответила мама, надевая свою шарообразную голубую шляпу с розовыми цветами, ту самую, в которой она ходила лишь в церковь и в лавку мясника; в последнюю она, кстати сказать, редко наведывалась.

— Ты в этом уверена? — спросил Вильям. — Я вырезки хочу, а не твоих жестких кругляшей.

— Уверена, — ответила мама, сердито поджав губы. — Такие деньги на один ужин — да это же чистое разорение. Мы бы целых три дня могли на них прожить, если с толком их потратить.

— Эндрю, сходи-ка с ней, — поддразнил маму Вильям. — Проследи, чтобы она не купила кругляшей или гамбургеров.

— Уж как-нибудь разберусь без его помощи! А ты, Эндрю, стой где стоишь — ответила мама и вышла из дома, бормоча про расточительность Вильяма. Всю дорогу до лавки и обратно она, вероятно, не прекращала свое сердитое бормотание, но купила то, что просил сын. В результате на ужин у них оказались благоухающие сочные куски жареного мяса, а также овощное пюре, приправленное кусочками ветчины, кукурузные хлопья и мясная подлива.

Впервые за долгое время дети сидели за столом тихие и смирные, пожирая глазами жаркое и с нетерпением ожидая, когда мама произнесет молитву и они смогут задать работу своим ртам и желудкам.

Но не успели они начать трапезу, как с черного хода раздался громкий стук в дверь и чей-то хриплый голос прокричал:

— Откройте! Откройте мне!

Жестом приказав всем оставаться на своих местах, Вильям встал из-за стола и направился к черному ходу. Добравшись до двери, он прислушался. Надо было соблюдать осторожность. Обычные посетители стучались к ним с улицы, а не с проулка, куда вел черный ход. На всякий случай он был заперт на три массивных засова.

Снаружи снова заколотили в дверь.

— Откройте, ради бога! Открой, Лу! — в отчаянии кричал голос.

Услышав имя сестры, Вильям с трудом отодвинул проржавевшие от редкого употребления засовы.