Фрайман вздернул короткие, домиком, брови.
– Вы у меня не акции просите, голуба, – разъяснил Терских непонятливому москвичу, – Вы у меня просите гарантии своего, так сказать, будущего могущества… А у меня какие гарантии будут, а?… Борис Анатольевич?… Что вы, акции получив, не забудете старика, и не выставите на выборах своего человечка?…
– О!… – Фрайман очаровательно улыбнулся и пригубил из стопочки, – Уж и не знаю, Николай Иванович… Какие, в самом деле, гарантии я вам могу дать?… Пожалуй, что и никаких… Может, на слово поверите?… – и улыбка его стала еще шире.
– Лимончику? – гостеприимно предложил Терских.
И когда Фрайман сжевал, не поморщившись, лимончик дивными своими зубами, Терских сказал:
– На слово, голуба, я вам верить не стану. У меня получше идейка есть… – он покряхтел, прилаживая тело к креслу, – Акции я вам продам, Борис Анатольевич. Продам. Но не сейчас.
Он насладился паузой.
– А продам я вам акции тогда, когда стану законным губернатором Байкальской области на второй срок. Если стану!… И тут уж, Борис Анатольевич, ваша прямая выгода, чтобы именно я остался в этом кресле, – и он шлепнул по пухлому подлокотнику.
Однако! – сказал себе Фрайман и поглядел в якобы старческие глазки внимательней. Глазки не убегали – смотрели светло и простодушно.
– А где ж, в таком случае, мои гарантии? – и снова полыхнули ненашинской белизной зубы Фраймана, – Гарантии того, что вы, выиграв выборы, не забудете о нашем уговоре и акции мне продадите?…
На это Терских развел коротенькими руками:
– Да какие ж гарантии, Борис Анатольевич, я вам могу дать!… – и губернатор весело затрясся, – Вроде, никаких… Придется вам, Борис Анатольевич, поверить мне на слово!…
… Через пять минут Фрайман покидал кабинет. Радушный хозяин проводил его к дверям, даже и под локоток придерживая. Прощались добрыми друзьями.
Наговорив любезностей и основательно помяв губернаторскую руку, московский гость шагнул уже, было, через порог, да вдруг обернулся:
– А вы, Николай Иванович, говорят, из казаков сами-то?…
Терских насторожился:
– Из казаков, а как же…
– Странно… – румяный Фрайман улыбнулся шире прежнего, – Из казаков – и так торгуетесь… Или вы таки из наших?… – и, не дождавшись от побагровевшего Терских ответа, он вышел.
* * *
В это же время в Москве
В это же время в Москве президент Росинтербанка Сергей Малышев сидел в своем кабинете и кофе пил. Руки президента Росинтербанка, сжимавшие малую кофейную чашку, подрагивали. В минувшую ночь Сергей Малышев не спал.
Он, собственно, вполне мог мучиться бессонницей от каких-то своих банкирских дум, ворочаться с боку на бок в холостяцкой постели, наматывая на длинное тело простыни. Однако, вышло по-иному.
Непростые банкирские думы одолели Серегу Малышева с вечера. А потому, отправившись было домой, он на полпути передумал и велел водителю остановиться на углу Большой Садовой и Большой же Никитской, выпростался из кожаных недр своей «бээмвухи» и пошел пешочком по направлению к храму Вознесения.
Тиха и малолюдна была в этот час Б. Никитская, и никто не мешал Сергею Константиновичу, посвистывая, брести себе, наслаждаясь теплым вечерним светом и сладким бензиновым воздухом Москвы. Чуть в отдалении, но все же на расстоянии единого могучего броска, брел за Малышевым охранник Ваня в сером пиджаке. Так, один – посвистывая, другой – посматривая по сторонам, дошли он до храма, перешли улицу и свернули на Тверской бульвар.
На бульваре же народу было куда больше. Классические московские старички в болоньевых плащах и беретках играли на лавочках в шахматы. Классические московские старушки на лавочках улыбались сквозь пелену времени далекому и невозвратному. Классические московские дети носились взад-вперед по дорожкам и стриженой траве. Двое молодых людей лет пяти налетели на Малышева и забегали вокруг, прячась за длинные ноги, как за ствол или столб и бесцеремонно пятная светлые брюки банкира грязными ладошками. Охранник Ваня напрягся, но остался недвижим, не зная, можно ли применять меры, диктуемые служебной инструкцией, к гражданам дошкольного возраста. Меры приняла молодая полная женщина, закричавшая с тревогой: «Ираклий, немедленно отойди от дяди!» – материнским инстинктом уловив угрозу, исходящую и от дяди, и от преследующего его дяди в сером. Синеглазый и светловолосый, как сам Малышев, Ираклий застенчиво посмотрел на дядю снизу, оценил длину возносящегося над ним тела и, выдохнув восхищенно: «Ух ты!», умчался прочь.
Читать дальше