– Понять, что абсолют уже здесь, – говорит Джек, – России явно не хватает психоделиков.
– Можешь наладить поставки, – предлагает Дина. – Если прочий стаф у тебя такой же чумовой, как твоя трава, ты как пить дать захватишь рынок быстрей, чем менты тебе почки отобьют.
Они едут по 280-му шоссе – силуэты сан-францисских небоскребов внезапно возникают из-за поворота на фоне светлого вечернего неба, как гигантские погашенные свечи в огромном опустевшем соборе.
– Да я вообще не русская, – говорит Дина, – я из казанских татар.
– Это такой дикий народ с кривыми саблями? – наморщив лоб, спрашивает Джек.
– Да, типа ваших индейцев, – отвечает Дина. – Они пришли на Волгу в XIII веке…
– …и всех там вырезали!
– Ну нет, зачем?
– Изнасиловали?
– Нет, вступили в переговоры.
– Взаимодействовали, то есть?
– Типа того, – соглашается Дина. – Менялись ДНК. Вот так я и получилась.
– Примерно как у нас в Америке, – кивает Джек.
Они гуляют по японскому культурному центру. Японские комиксы Дина смотреть отказалась («мы в России считаем, что комиксы – это для детей!»), зато накупила себе десяток блокнотов с красивой бумагой – решила, что ручной выделки. И вот они гуляют и видят фотобудку, и Дина говорит:
– Смотри-ка, я и не думала, что они у вас есть. В моей юности был фильм, там герои вдвоем снимались в такой будке, на память.
– И чем кончилось дело?
– Мальчика убили, а девочка застрелила убийцу. Он был бандит и ее любовник.
– А у тебя были любовники-бандиты?
Прекрасный вопрос, думает Дина. Вот Дэн – он был бандит? Не платил налогов, деньги кэшем в больших сумках, кокос в зип-пакетах, пистолет в бардачке машины, деловые партнеры с Кавказа и из Солнцево. Разумеется, у меня были любовники-бандиты! Я с ним два года прожила, как-никак!
С другой стороны – какой Дэн бандит? МГУ, Борхес, Серджо Леоне…
– Любовники-бандиты? – повторят Дина. – Нет, что ты! Я бандитов за милю обходила. Хотя это, конечно, было нелегко.
– Почему?
– Ну, их слишком много было. Приходишь в гости к подружке – а у нее дружок с золотой цепью в палец толщиной. Или на встречу одноклассников – а там пара-тройка таких, с бритыми затылками. Чему удивляться – следом за свободой всегда приходят бандиты. Потом начинается хаос, кровавая жатва, как в романах Хэммета. Слишком страшно, чтобы рассказывать всерьез. Все, что можно рассказать, ты и сам знаешь. Это вечные истории, которые никогда не надоедают.
– Например?
– Например? Ну, например, Человек без имени приезжает в город, а там царит коррупция и бандитизм. Три банды и менты делят территорию, крышуют местный бизнес, торгуют наркотиками, контролируют казино и бардаки. Человек без имени нанимается на работу в одну из банд, потом в другую, потом, вероятно, в третью – и вот эти бандиты и эти менты начинают друг друга убивать. А когда его работа сделана, Человек без имени уезжает, увозя с собой немного денег и оставляя за спиной город, где немного меньше бандитов.
– Мне кажется, эта история мне знакома, – говорит Джек, – и даже в нескольких вариантах.
– Это тебе только кажется. Ты знаешь эту историю как добровольный зритель – а местные жители оказываются в ней невольными участниками. И в конце, когда Человек без имени уезжает, у каждого из местных в семье кого-то недостает. И не только потому, что пули иногда попадают в случайных прохожих, а в войне за территорию всегда страдает население. Кроме всего этого, бандиты – они ведь тоже местные. Чьи-то братья или сыновья. А их девушки – чьи-то сестры и дочери. Человек без имени не должен всего этого понимать – у него ведь нет ни имени, ни семьи. Вот это и есть главная история про Россию – там ты все время рискуешь оказаться не зрителем, а эпизодическим персонажем, тем самым, которого убивают на пятой минуте фильма, почти незаметно для сидящих в зале. Да и вся история России – это такой фильм, который вы все смотрите снаружи, а мы проживаем изнутри.
– Если это было так страшно – почему ты не уехала?
– Ну, работы у меня здесь не было, а изображать из себя политического беженца – увольте.
– А сейчас, если было бы можно, ты бы хотела остаться? – спрашивает Джек.
– Нет, – сразу отвечает Дина, – здесь все чужое. Да и вообще – я турист, а не путешественник. Я всегда предполагаю вернуться. Я слишком много потратила сил, чтобы устроить свою жизнь в Москве.
Не объяснишь, нет. Калифорнийскому доткоммеру не понять, что значит для одинокой московской девушки пройти через девяностые, сохранить жизнь и квартиру, найти в конце концов нормальную работу за достойные деньги. От такого не уезжают.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу