Михаил Веллер - Испытатели счастья

Решили, хихикнула Динка-секретарша, что нам он не навредит…

Забрезжило: свежак закроет тему и мы заживем по-прежнему…

Свежак был подтянут, собран и стремителен. Молча оглядел нас пустыми глазами, вернулся уже с графином и тряпкой: чисто протер пустой стол, стул, телефон. Ветер развевался за ним. Ветер пах утюгом, одеколоном «Эллада» и органическим отсутствием сомнений в безграничности его возможностей. Затем он тронул русый пробор, подтянул тонко вывязанный галстук и погрузился в чтение машинного журнала. Звали свежака старинным и кратким именем Карп.

– Пр-риказываю сделать открытие, – передразнил Лева в курилке.

– Матрос-гастролер, – скрипнул Олаф. – Я уже стар для суеты…

То был последний перекур. На столах нас встретили стандартные стеклянные пепельницы. Угрозы коменданта Карпа явно не интересовали.

– Курить здесь. – Он отпустил нам взглядом порцию холодного омерзения, опорожняя вербно-окурочный кувшин в корзину.

– Ты взглядом сваи никогда не забивал? – восхитился Митька.

– «Вы», – бесстрастно сказал Карп. – Приступить к работе.

И тоном дежурного по кораблю бурбона-старшины предложил «разгрести свинюшник» и представить личные отчеты за полтора года.

Мы написали отчеты. И он их прочел. И сообщил свое мнение.

– Шайка идиотов, – охарактеризовал он нас всех кратко.

– Сократ, если Платон не наврал от почтения, имел неосторожность выразиться: «Я решил посвятить оставшуюся жизнь выяснению одного вопроса: почему люди, зная, как должно поступать хорошо, поступают все же плохо…»

Карп сунул руки в карманы безукоризненных брюк и качнулся с носков на пятки. Подзаправившись информацией, наш чрезвычайный руководитель с лету заехал под колючую проволоку преград и опрокинул проблему с ног на уши:

– Почему люди, зная, что и как нужно им для счастья, сплошь и рядом поступают так, чтоб быть несчастливыми? Решение здесь. И?

Вам виднее, товарищ начальник, выразили наши взгляды…

– Представление о счастье у каждого свое, – жал Карп, – ладно. Но отчего порой отказываются от своего именно счастья; и добро бы жертвуя во имя высших целей – нет же! Неизвестно с чего! Наущение лукавого? Как с высоты вниз шагнуть манит, что ли?

Охмуренный стальным командиром Митька запел согласие, приводя рассказ Грина, где новобрачный скрывается со своей счастливой свадьбы, следуя неясному импульсу, и т.д. А Карп прицельно извлек из книжного завала в углу черный том и прочеканил:

– «Томас Хадсон лежал в темноте и думал, отчего это все счастливые люди так непереносимо скучны, а люди по-настоящему хорошие и интересные умудряются вконец испортить жизнь не только себе, но и всем близком».

И мы как под горку покатились считать и пересчитывать. Искаженные судьбы и разбитые мечты вырастали в курган, и прах надежд веял над ним погребальным туманом. Мы прикасались к щемящей остроте странных воспоминаний о том, чего не было, и манящий зов неизвестного терзал наш слух и отравлял сердце.

Барахтаясь в философско-психологическом мраке субъективизма и релятивизма, мы изнемогали: в чем проклятое преимущество несчастья перед счастьем, если в здравом рассудке и трезвой памяти люди меняют одно на другое?..

Ахинея!! – старательно ведя себя за шиворот по пути несчастий, люди не переставали тосковать о счастье! Не успевало же оно подкатиться раздраженно отпинывали и, тотчас заскорбев об утраченном, двигались дальше!

– О, тупой род хомо кретинос! – рвал Лева взмокшую бороду.

А Митька, кое-как собрав в портрет искаженное непосильным умственным усилием лицо, выпаливал:

– В законодательном порядке! Паршивцы! Приказ! Мы тут мучайся, а они нос воротят, выпендриваются! А потом жалуются еще!

– Да-да-да, – подтвердил Карп при общем весельи. – «Команде водку пить – и веселиться!» Дура лэд, сэд лэкс: будь счастлив.

Он щелкнул пальцами, Митька виновато поежился, выхватил из кармана бумажку и торжествующе зачел:

«Так что же заставляет нас вновь и вновь возвращаться сердцем в те часы на грани смерти, когда раскаленный воздух пустыни иссушал наши глотки и песок жег ноги, а мечтой грезился след каравана, означавший воду и жизнь?..»

– Мерзавцы, Люсенька, – как, впрочем, и стервы, – самый полезный в любви народ. Вы рассыпаете пудру… Судите: они потому и пользуются бОльшим успехом, чем добропорядочные граждане, что являются объектами направленных на них максимальных ощущений. Они «душевно недоставаемы» души-то там может и вовсе не быть, достаточна малая ее имитация. Но поведением то и дело играет доступность: мол, вот-вот – и я всей душой, не говоря о теле, буду принадлежать только тебе. Обладать таким человеком как достичь горизонта. Потребители! – они потребляют другого, и этот другой развивает предельную мощность душевных усилий, чтоб наконец удовлетворить любимого, счастливо успокоиться в долгожданном равновесии с ним. Они натягивают все душевные силы любимого до предела, недостижимого с иным партнером, добрым и честным.