Евгения Пастернак - Открытый финал

– Как ты, малыш? – спросила мама.

От ее ласкового голоса Захара развезло.

– Ой мааама, – завыл он и, захлебываясь слезами, начал рассказывать, что отец заставляет его бегать, обливает ледяной водой, никого не слушает и вообще тиран и деспот.

– Потерпи, малыш, – всхлипнула мама. – Я как только смогу, сразу тебя заберу, но пока… Прости меня, пожалуйста…

– Забери меня поскорее, – заныл Захар, – я тут долго не выживу.

– Что ты кушал? – спросила мама.

Захар принялся перечислять, а мама цокала языком и переживала, что слишком мало фруктов и что любимые котлетки ее мальчику никто не приготовит.

При воспоминании о любимых котлетках Захар опять начал подхныкивать. Отвлек его строгий окрик в трубке.

– Я просил не пользоваться телефоном в реанимации! – услышал Захар.

– Я сыночку, я на минуточку, – залепетала мама.

– Сыночек сутки подождет, а вам спать нужно после операции! – сказал строгий голос и связь прервалась.

Захар уставился на аппарат. Реанимация? Операция? Слова были страшные. Из кино, а не из реальной жизни. Он попытался представить себе маму, опутанную проводами, и опять чуть не заплакал.

Компьютер пискнул новым сообщением: «Захар, ты где? Гоу, гоу, гоу!»

«Нужно отвлечься!» – подумал Захар и влился в игру.

Из сурового танкового боя его выдернул отец. Выдернул в прямом смысле слова – схватил на шиворот и стащил со стула.

– Значит, так, – сказал он мрачно, – во-первых, интернет я тебе отключаю.

– Нет! – взвизгнул Захар.

– Во-вторых, если ты еще раз пожалуешься матери, я у тебя и телефон заберу.

– А что я ей, врать должен? – нагло спросил Захар.

Отец легонько тряханул его за плечи.

– Перелом у нее сложный. Сегодня сделали операцию, составили кости. Теперь полтора месяца, в лучшем случае, лежать на вытяжке. Ни о каком доме речь пока не идет. Никуда она тебя не заберет. Она, может, полгода еще будет с палочкой ходить! А зная твою мать… – Тут отец прервался. – Короче, ей нужно спать. А не переживать, что ее великовозрастному хлюпику котлеток не готовят.

Захара бросило в краску.

– Я не хлюпик! – крикнул он.

Отец выдернул комп из розетки и вышел из комнаты.

На пробежку Захар вышел с твердой решимостью устроить забастовку. Никуда не бежать, пусть хоть силком тащит!

Но оказалось, бежать вообще не пришлось. Отец отвел их на задний двор, где висело баскетбольное кольцо и торчали турники с брусьями.

– Стефа – на брусья, – приказал папа, – Захар – на турник.

Стефания вскарабкалась на брусья и принялась раскачиваться туда-сюда. Захар повис на перекладине.

– Чего болтаешься, как сопля? – спросил отец. – Подтягивайся!

Захар лениво подергался.

– Ужас, – скривился папа.

Захар напрягся, замычал от напряжения и подтянулся до половины. После чего руки задрожали, и он торопливо разжал пальцы.

– Слабак! Стефа, покажи ему!

Девочка легко соскочила с брусьев и подошла к турнику. Запрыгнуть не смогла, и папе пришлось ее подсаживать. Зато потом она легко подтянулась три раза подряд, а затем попыталась сделать что-то мудреное и сорвалась. Отец успел поймать ее, но отругал:

– Рано тебе выход силой делать! Поотжимайся пока!

Поставил дочку на землю и заметил злорадную усмешку Захара.

– А чего ты лыбишься? Она пытается – значит, добьется! А ты… болтаешься на турнике как… блоха на булавке.

Почему-то «блоха» резанула по ушам. Стало обидно до слез. Захар развернулся и убежал к себе в комнату. Боялся, что отец поднимется и вытащит силой – но никто его не побеспокоил. Захар включил комп, убедился, что интернета нет, и выключил.

На ужин решил не спускаться – и снова никто за ним не пришел.

Лег спать, но живот подводило от голода.

Когда совсем стемнело, Захар на цыпочках спустился на кухню. Открыл холодильник и сразу наткнулся на тарелку с бутербродами. Стал торопливо глотать их прямо у холодильника.

За окном нагло торчал турник. Захар вспомнил про «блоху», ему снова стало смертельно обидно.

«Я ему покажу, – думал он, глотая колбасу с хлебом, – он узнает! Сам он блоха! И дочка его блоха!»

Входная дверь оказалась не заперта.

Захар подошел к турнику и посмотрел не него снизу вверх. На фоне ночного неба перекладина выглядела зловеще. Но он все равно запрыгнул и судорожно подтянулся. Почти до подбородка.

Сорвался. Запрыгнул снова.

«Сам ты блоха! – повторял он про себя. – И Стефа твоя блоха блошиная!»

Утром Захар проснулся сам и в окно увидел, что Стефа уже болтается на турнике. Его не разбудили. И почему-то это его разозлило.