Владимир Колотенко: Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

– Я пробовал, – говорю я, – но это…

– Что?

– Ты знаешь, что такое страх чистого листа?

– Страх чего? Ты чего-то боишься?! Ты представляешь, какой будет резонанс, какой будет фурор!

– Зачем нам фурор?

– Это должно быть похоже на «Крик»! – восклицает Лена.

– Мне кажется, мир уже обожрался ором, – сказал я, – мир жаждет нежной, если хочешь, волшебной тишины.

– Вот и напиши свою «Тишину», подобно тому, как Мунк написал свой «Крик».

– Ах, Мунк! «Крик»!

– Это будет величественно!

– Ты думаешь, у меня хватит красок?

– Все они в моем note-book'e. Зря ли я все, что ты мне рассказывал так старательно записывала и снимала? Как Лени Рифеншталь собрала своей кинохроникой всю историю нацизма, так и я всю историю строительства Пирамиды запечатлела на пленку. И Юлин багаж! Там есть все… Даже слышно, как в прудах распускаются лилии… Ты же сам видел! И стоит только захотеть…

– Да-да, ты права, – верно, верно… Вот только…

– Что? Страх?!

– Кому это нужно? Лучше послушай:

Погас мой свет, и тьмою дух объят – Так, солнце скрыв, луна вершит затменье И в горьком роковом оцепененье Я в смерть уйти от этой смерти рад.

Это Петрарка…

– Как красиво!..

– Я так не смогу, потому-то меня и одолевает страх. Молчание… И вдруг я просто ору!

– Слушай!

Меня давно уже мучает этот вопрос:

– Почему – ты?! – спрашиваю я.

Лена не понимает. Выжидательно смотрит на меня удивленными глазами.

– Почему я рассказываю все это только тебе? Лена улыбается:

– Ах, вот ты о чем!

– Да! Я мог бы все это… Лена качает головой:

– Не мог!

– Объясни! У меня в жизни было столько прекрасных…

– Пойми, – говорит Лена, – в жизни каждого человека есть только один слушатель! Ты же сам говорил: у каждого Македонского свой Аристотель, у каждого Цезаря – свой Брут.

– Ты – мой Брут? Или мой Аристотель?

– Я – твоя Елена!

К этому добавить нечего, я и молчу. А моя Елена встает и выключает диктофон.

«Почему – ты?!». Разве этот вопрос требует ответа? Ведь чувства не лгут.

Ну и дурак же!

Мы стали близкими раньше, чем друзьями.

– Слушай, – снова говорит Лена, – напиши, а? Я тебя прошу!

– Да-да, – говорю я, – напишу-напишу…

Ведь нельзя терять то, что выстрадано и на что ушли лучшие годы жизни. Даже если это связано с риском для жизни!

– Я напишу, – обещаю я еще раз, – и это будет очень хорошая книга!

– Надеюсь, – говорит Лена.

Даже если это связано с риском для жизни!

– Ты ведь знаешь, что плоха та книга, за которую стыдно быть не убитым. Да, да, – повторяю я, – за которую могут не убить.

Лена только смотрит на меня и молчит. Но глаза ее полны вопроса: как не убить?

– Я, – говорю я, – напишу очень хорошую книгу! Правда?

Лена не знает, что на это ответить.

– А как же, – говорю я, – обязательно напишу!

И беру чистый лист бумаги… Белый, как чаячий пух…

Юля бы сказала: как молоко молодой кобылицы или как распустившаяся лилия, или…

Позвонить Юле я не решаюсь.

…или как проснувшийся ландыш, сказала бы Юля, или как младенческий сон, как ствол юной березы, как молочное мороженное, как лебединая шея, или как подснежники, белые вдвойне, потому что они из-под снега, или как жемчуг, есть снежные кораллы, или океанские ослепительно белые раковины, или – мякоть перистых облаков…

Наконец, как снега Килиманджаро!!! Ты видел снега Килиманджаро, освещенные ранним солнцем, спросила бы Юля.

– ОК, – говорю я, – уже пишу…

И будь что будет!

– Пиши-пиши, – говорит Лена, – люди ждут.

– Пророка в своем отечестве? – спрашиваю я.

– Распятие сегодня уже не в моде, – говорит Лена.

– И я ни на йоту не сомневаюсь, что могу быть зверски убит…

– Убит? Убит?!.

– Или распят…

– Распят?!. Но за что, за что?!!

– А за что распяли Иисуса?

– Это все, что мне удалось записать, – сказала Юля. – Волна цунами была ужасной, просто вероломной… Пирамиду как языком слизало… Остались…

– Развалины…

– Эти развалины – дело всей нашей жизни. Потом мы узнали, что это подводное землетрясение было рукотворным.

– Как это?

– Они взорвали под водой бомбу невероятной силы, чтобы уничтожить Пирамиду наверняка. Налицо было все, что свидетельствовало об этом сокрушающем ударе.

– Кто «они»?

– Те, кому она стала костью в горле.

– Кому же?

– Тем, кто погряз в пучине скупости и обжорства. Этим животным…

– Это достоверно известно?

– Об этом сегодня не знает только ленивый.