Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

– Она бросила вашу науку к чертям собачьим, не трогайте вы ее больше, и ваша наука ей не нужна, и все вы, вместе взятые …

Трубка умолкла, затем прошипела:

– И не трогайте вы ее, у нее все в порядке.

– Как ее найти? – спросил я.

Раздались короткие гудки. Я звонил до полуночи – тщетно. Я понимал, что тетка – родная кровь – никого не подпустит к своей племяннице, никого из жуткого советского прошлого, кто бы мог ей снова испортить спокойную жизнь. Почему мой выбор пал на Аню, я не мог себе объяснить. Мне было достаточно слышать тон голоса Аниной тетки и тех ничего не значащих двух-трех фраз, которыми она защищала Аню от моего желания встретиться с ней. Утром я позвонил ровно в шесть.

– Это я, – сказал я, – Реет.

– Слушайте…

Я не слушал.

– Рано или поздно я найду ее, так зачем же?..

В трубке снова запиликали короткие гудки.

В Киев я прилетел на следующее утро первым рейсом, и сразу же приступил к поискам дома Аниной тетки. А уже через час-пол-тора бродил в скверике у ее подъезда. Было около десяти и надеяться, что мне тут же повезет с нею встретиться было бы просто смешно. Я отправился бродить по городу, в котором не был тысячу лет, наслаждаясь памятью тех далеких дней, когда я жил здесь в гостиницах, приезжая в город по разным делам. Здесь не было ни фонтанов, ни электронных часов, а вон там было кафе, где я всегда завтракал, а на той стороне стояли огромные каштаны, которые теперь заменены кленами, липами… Многое изменилось в облике Киева, изменился и я. Я смотрел другими глазами на все эти перемены и эти перемены меня не радовали. Я пообедал в кафе, посидел на скамеечке, любуясь видами Днепра, прошелся мимо чугунного крестителя Руси и направился к дому, где жила Анина тетка.

Было тепло и солнечно, я был уверен, что добьюсь своего, и эта мысль меня веселила. Мне казалось, что моя затея собрать снова моих ребят является единственно верным решением. Как? Я не знал ответа на этот вопрос. Где они, что с ними, захотят ли они слушать меня? Это казалось невероятным, тем не менее, вожжа воссоединения уже попала под хвост. Чем бы они не занимались, думал я, как бы жизнь не изменила их взгляды, они всегда помнят те дни, когда мы вместе жили единой семьей. Я надеялся, нет, я был в этом уверен! Да, мы были полны юношеского задора и верили в дело, которому служили не ради живота, но ради реализации той высокой идеи, что, возможно, изменит мир. Я верил, что в них еще жив дух вечного поиска истины, он только покрыт налетом повседневности и сиюминутных забот, и стоит лишь смахнуть пыль рутинных мытарств… Меня бросало в дрожь от мысли, что все то, чем я занят, может свести меня с ума. Как же, как я их соберу?

– Ты дуреешь, малыш, – беспокоился Жора, – ты что, сбрендил с ума?..

Но я уже закусил удила. Да поможет мне Бог, решил я.

К пяти вечера я вернулся к заветному дому, уселся на скамеечку, и в каждой женщине, входившей в подъезд, пытался угадать хозяйку тридцать седьмой квартиры. Я опасался, что, когда стемнеет, она просто не впустит меня к себе, поэтому поднялся на этаж выше и стоял на лестничной клетке в ожидании хозяйки. Когда наконец она вышла из лифта, подошла к двери и вставила ключ в замочную скважину, я вихрем скатился по лестнице вниз. В ее глазах стоял ужас, но дверь была уже открыта, и я тихонько плечом стал заталкивать ее в квартиру. Испуг был настолько сильным, что она просто онемела и не оказала никакого сопротивления. У нее подкосились ноги, и мне пришлось ее поддержать.

– Я вчера звонил вам из Москвы.

Я произнес эти слова тихим спокойным голосом, надеясь, что они приведут ее в чувство. Нет. Она висела всем своим безвольным обмякшим весом, как мешок с сахаром. Мне никогда не приходилось держать женщину на руках в таком состоянии. Нужно было двигаться вперед, только вперед, и мы стали продираться сквозь все пороги, сквозь цепляющиеся за куртку дверные косяки, сквозь множество неудобств, созданных спайкой наших одежд и громоздких тел. При каждом усилии, которое я предпринимал для преодоления этих препятствий, я произносил какую-нибудь тихую фразу, чтобы спокойствием своего голоса успокоить и ее, и в конце концов заставить поверить, что не происходит ничего такого, что могло бы угрожать ее жизни. Я ведь не вор, не насильник, не какой-то там наркоман или уголовник. Мне и нужно-то всего ничего…

– …и зовут меня Орест. Вам Аня рассказывала обо мне?

Мы еще стояли в обнимку, но уже в прихожей, я прислонил ее к стене, а сам вернулся к двери, выдернул ключ из замочной скважины и прихлопнул дверь. Замок разухабисто щелкнул, свидетельствуя о том, что он крепко стоит на страже нашего уединения.