Роман Сенчин - Любовь, или Не такие, как все (сборник)

– Помню. – От воспоминания об этом случае Велуня снова почувствовала ком в горле, дыхание стало сдавленным, и она даже расстегнула верхнюю пуговку воротника белоснежной манишки. Отпустило.

– Так что нельзя ко мне. Я же не могу собаку из дома выгнать.

– Не можешь, – согласилась Велуня. – А вдруг не будет этой, как ее…

– Аллергии.

– Ну, да.

– А вдруг будет? – Иринка смотрела с искренним сожалением.

Велуня была разочарована до слез: мысленно уже вскапывала грядки, полола сорняки, сажала, сеяла, удобряла, собирала, солила, мариновала, прокручивала и так далее, и так далее. И все не покладая рук, не разгибая спины. И вдруг опять красный свет. И зеленого никогда не будет. Не выгонять же собаку. Нет, это никак нельзя. Животных обижать не станет.

– Ладно. – Водрузила на поднос последнюю чашку. – Неси. Дружок так Дружок. Симпатичная хоть животинка?

– Красавец. – Та вышла из кухни, слегка покачиваясь. Но не под тяжестью подноса, а под гнетом собственной лжи. Дружок действительно был, но умер пять лет назад. С тех пор собаку не заводили, вместо нее, как она говорила узкому кругу подруг, завели свекровь. Иринка не имела ничего против свекровей вообще. Ее первая, например, была замечательной женщиной, и если бы можно было, сбегая от мужа, прихватить его маму с собой, так бы и сделала. Но вот вторая… Была сущим зверем, изводившим и сноху, и внуков, и собственного сына. И незачем Велуне это видеть. И ни к чему знать.

Та вернулась в комнату. Хотела было затянуть по привычке: «Я ехала домой…», но Полинка с Аринкой что-то живо обсуждали, и прерывать их было неудобно. Велуня прислушалась.

– И как ты решилась? – взволнованно спрашивала Аринка сестру, делая большие глаза. – Столько сил отдала работе, а теперь…

– Ой, не сыпь соль на рану. Сама переживаю, но что поделать?

– Уходишь с работы? – Глаза Велуни заблестели счастливым блеском. Наконец-то и Полинка поняла, что дети, семья гораздо важнее мышей и научных опытов.

– Я? С работы? – Та рассмеялась, а вслед за ней и вся родня залилась смехом. – Ну, Велуня, ну, уморила. – Полинка вытирала слезы. – Как я могу с работы уйти, если вот-вот открою новый препарат. Да меня только за подобные мысли сразу можно расстрелять за отсутствие всякой сознательности перед человечеством.

– Да? – Велуня нахмурилась. – И о чем вы тогда шушукаетесь, такие сознательные?

– Мам, – та смутилась. Велуня побледнела. Полинка назвала ее матерью вперые, и означало это только одно: сказать собиралась нечто действительно важное: – Я хотела как-то с глазу на глаз, но раз уж так вышло…

– Не томи душу!

– Мы уезжаем.

– Кто это «мы»? – Она воинственно подбоченилась, не сразу оценив масштабы бедствия.

– Я, муж, дети.

Супруг улыбался, близнецы согласно кивали одинаковыми головами.

– Ничего не понимаю. Как это уезжаете? А школа? А университет?

– Ну, университеты там, предположим, не хуже, а может, даже и лучше.

– И где это «там»? – Несвойственный себе пыл, конечно, быстро растеряла и говорила теперь уныло, без энтузиазма.

Полинка сделала паузу и огорошила:

– В Лондоне.

– Где? – Велуня нервно сглотнула.

– В Лондоне, мам. – «Какой кошмар! Уже второй раз «мам». Не к добру это». Хотелось махать на Полинку руками и кричать, чтобы та перестала мамкать. – Британцы вывозят всю нашу лабораторию, обеспечивают работой, отличной зарплатой, жильем. У нас будет отдельный дом в прекрасном районе, представляешь? И сможем позволить себе оплатить мальчишкам любой самый престижный университет. – Та смерила сыновей строгим взглядом и, конечно, не забыла добавить: – Если, конечно, поступят.

– Поступят, куда денутся, – подбодрила сестру Аринка.

– А не поступят, – обрадовалась Велуня, – так пойдут в МГУ. Я тогда с ними жить стану. А что? Может, и пробовать не надо в Лондоне-то этом далеком поступать? У нас как-то надежнее. По-русски все.

– Вот именно, что по-русски. – Дочь презрительно надула губки. Велуня растерялась:

– А что плохого? Мы бы с ними замечательно жили.

– Мамочка, ты бы с ними жила замечательно. Но они, поверь, гораздо лучше проживут и без тебя, и даже без меня.

Велуня вздохнула. «Это правда. Сама только что говорила, что молодости рядом со старостью делать нечего».

– Уезжаете, значит? – Глаза вдруг наполнились предательской влагой.

– Мамочка! Ну, что ты? Это раньше, если люди уезжали, прощались навсегда, а теперь-то что? Сел на самолет, и через четыре часа в Лондоне. К Машке вон на дачу от тебя добираться дольше. Не волнуйся. Как освоимся, сразу в гости позовем.