Раймон Кено - Суровая зима

— Офигетьневстать, наверняка промажешь, — вставил Поло.

— А вы фрицев убивали, месье Бернар?

— Нет, — признался Леамо.

— Да-а, что же вы тогда делали на войне?

— Теперь война не такая, как раньше.

— А фрицу, что вам в ногу пальнул, вы тоже не отомстили?

— Меня ранило шрапнелью. Пойди достань его, я ведь пехотинец.

Леамо держал Аннеттину руку и отечески ее поглаживал. Малышка так на него взглянула, что он покраснел и отвернулся, будто оглядывает зал. Тут Леамо увидел мисс Уидс, пробирающуюся к выходу, несомненно это была она. Леамо вздохнул:

— Душно, пойду продышусь. Не шалите без меня.

Поймав взгляд англичанки, он скромно улыбнулся, а потом пробрался к ней поближе и поклонился. Увы, мисс Уидс была не одна, а в сопровождении подруги, которую в свою очередь сопровождал некий капитан, которого Леамо имел честь знать. После подобающих приветствий, мисс Уидс выразила желание выйти на свежий воздух. Таким образом Леамо остался с ней наедине, поскольку подруга с провожатым потерялись в толпе.

Разговорились. Вы любите кино? Часто ходите? Глупый фильм. А народу-то сколько! В общем, поболтали.

Леамо украдкой разглядывал даму. Мисс была высокой блондинкой, с могучими бедрами и не слишком ровными зубами. Она ему здорово нравилась.

Звякнул звонок — конец антракта. Леамо решился:

— Погуляем как-нибудь вдвоем?

— Вы же сами знаете, что это запрещено.

— Но учитывая мою должность... Нас поймут...

— Думаете? А ведь, и правда, лейтенант, ничего в этом нет дурного.

— Разумеется. Тогда завтра, у дамбы, в четыре.

— Я знаю где это, приду.

Аннетта и Поло, пока его не было, вели себя паиньками.

— Что это за девка? — спросила Аннетта.

— Служащая английской военной базы, — терпеливо объяснил он ей, словно законной супруге. — У меня с ней чисто служебные отношения.

Зрители расселись, вновь наступила ночь. Аннетта положила голову на плечо Леамо.

Он добрался-таки до назначенного места, несмотря на ревевшую ему в лицо бурю. Там он застал англичанку, которая зажимала между ног свою форменную юбку: то ли берегла честь мундира, то ли собственную.

— Хао дуюду, миссуидз? — приветствовал ее Леамо.

— Прекрасно, спасибо. Обожаю такую погоду.

— Тогда прогуляемся по берегу?

Огромные валы крушили дамбу.

— Юар вери куражес, — произнес Леамо.

— Просто обожаю такую погодку.

— Вы прекрасно говорите по-французски.

— Моя мать француженка.

— Ах да, — вспомнил Леамо и сообщил. — Барометр упал до 729.

Не Бог весть как интересно. Надо подыскать другую тему.

— Вы часто ходите в кино?

— Во Франции в первый раз. А вы?

— Большой любитель...

Он вдруг умолк.

— Что с вами?

— Удивительно.

— Что именно?

Леамо испугался, что она вообразит будто он в нее влюблен и внезапно это осознал, оттого предпочел сказать правду:

— Я вдовец, — начал он.

И поспешно добавил:

— Виновато в этом кино, потому я и заговорил... Лет десять назад моя мать пошла в кино в магазине «Нормандские ряды» со своими невестками, моей женой и брата (у меня есть брат). Там они все и сгорели.

Немного помолчав, он закончил рассказ:

— Самое смешное (правда, смешно!), что я не возненавидел кино. Это я и открыл.

Тут он решительно вернулся к заявленной теме беседы:

— Будем ходить в кино, хотя бы изредка?

— Вы же знаете, что военнослужащим женского корпуса разрешается ходить по городу только парами.

— А вы знаете, что при моих отношениях с вашим начальством из любого правила можно сделать исключение.

— Тогда возьмите это на себя, — ответила мисс Уидс.

И они оба рассмеялись.

Тем временем стемнело. Леамо предложил зайти в пустое кафе, словно шишка возвышавшееся над валунами, выпить чаю.

Чай оказался отвратительным. Поговорили о чае. Пришли к тому, что французы лучше готовят кофе. А в Англии хорошего кофе как раз днем с огнем не сыщешь. Тут же перешли к вопросу, почему она записалась добровольцем. Оказалось, чтобы избавиться от занятий кройкой и шитьем. Ее мама — портниха, француженка, живет в Лондоне. А папа — англичанин, судя по всему, алкаш. Он-то, разумеется, на фронт не поторопился

А военная форма ей действительно шла, просто на диво. Все больше и больше дивящийся Леамо наконец решился спросить, как ее зовут.

— Хелена, — ответила девушка без малейшего жеманства.

Хелена. Они надолго замолчали.

Хелена разглядывала сидящего перед ней мужчину, вполне еще молодого, но уже немного обрюзгшего и, пожалуй, чуть более серьезного, чем надо. Высокого, для француза, конечно, не для «бобби». Недурен собой, и такой любезный. Она вдруг почувствовала отвращение к тем пресным и бесполым юношам по ту сторону Ла-Манша, которым она позволяла себя целовать. Она опустила взгляд на его запястье — там завивалось несколько волосинок, признак мужественности.