Норман Мейлер - Берег варваров

Дождавшись, пока я стряхну пыль с совка в мусорную корзину, она предложила:

— Давайте переставим мебель.

Перетаскивание по комнате дивана и двух кресел заняло у нас непропорционально много времени и отняло немало сил. Мы подолгу спорили о том, куда поставить тот или иной предмет, и стоило нам прийти к согласию, как Ленни незамедлительно меняла принятое решение. Только диван мы перетаскивали раз десять — ставили его к окнам, напротив камина, у стены, но все эти комбинации ей не нравились. В результате Ленни согласилась поставить кресла спинками к окну, и когда мы наконец закончили этот маневр, она с удовлетворенным вздохом оглядела комнату.

— Давайте так и оставим, — предложила она.

Следует отметить, что диван в тот момент был на время отодвинут к стене и стоял спинкой к центру комнаты. Ленни поднатужилась и отодвинула его от стены примерно на ярд, чтобы человек, сидящий на диване, мог достать ногами до плинтуса.

— По-моему, получилось просто замечательно, — гордая собой, объявила она.

— Ленни, нельзя так оставлять диван.

— Почему?

— Он же отделен от остальной части комнаты.

Ленни рассеянно кивнула, а через пару секунд ее лицо просветлело.

— Ну конечно, какая же я глупая, — не особо переживая по этому поводу, сказала она и, помахав руками в воздухе, предложила: — Давайте развернем его.

Мы поднатужились и в очередной раз развернули эту тяжеленную штуковину. К этому моменту мы оба успели изрядно пропотеть.

— Ну вот, теперь совсем другое дело, комнату просто не узнать, — заявила Ленни.

На самом деле все было не так уж замечательно. Большая, почти пустая комната по-прежнему утопала в грязи и пыли, а старая потертая мебель все так же мало радовала глаз, несмотря на то что была расставлена не так, как раньше. Несколько минут мы просидели молча, восстанавливая силы. Вдруг я заметил, что губы Ленни дрожат.

— Ленни, что-то случилось?

— Я сама не понимаю, — сказала она и закурила очередную сигарету.

Пепел она привычно стряхивала прямо себе на юбку, а о том, что сигарета докурена, догадалась только тогда, когда окурок стал жечь ей пальцы. Лишь после этого она выронила его на пол.

— Нужно будет повесить какие-нибудь картины по стенам, — сказала она, — а еще я шторы повешу. Этого никакая хозяйка мне запретить не сможет. Ну а потом… — хитро улыбнувшись и сверкнув при этом зубами, добавила она, — я обязательно разверну диван так, как он и должен стоять: лицом к стене.

Ленни закашлялась и заговорила вновь уже знакомым мне осипшим голосом:

— Слушай, Майки, а сейчас я хочу, чтобы ты ушел.

Признаться, эти слова прозвучали для меня неожиданно.

— Мне уйти?

— Да, Майки. — Она сидела неподвижно и глядела не на меня, а куда-то в сторону.

— Ну ладно, вот только… Может быть, сегодня вечерком или завтра мы могли бы… — Я еще и сам не придумал, как закончить начатую фразу.

— Да, да, обязательно.

Выходя из комнаты, я увидел, что она так и не обернулась, чтобы посмотреть мне вслед.

Вечером я подошел к дверям комнаты Ленни, но мне никто не ответил. Для начала я решил подождать, потому что запросто представил себе, как она сидит в кресле, поджав ноги и подперев подборок ладонью, и постепенно, мало-помалу осознает, что кто-то пытается до нее достучаться. По моим расчетам, рано или поздно она должна была сообразить, что происходит, и предложить мне войти.

Из-за двери так и не донеслось ни звука. Возможно, Ленни дома и не было. Я спустился на первый этаж и вышел на улицу. Ненадолго я задержался у парадной каменной лестницы и посмотрел на окна квартирки Гиневры. В этот час ее муж наверняка был уже дома, и они скорее всего вели сейчас ленивый, ни к чему не обязывающий диалог — как и положено мужу и жене, прожившим много лет вместе. Наверняка они говорили друг другу самые обыкновенные слова, которые я… Которые я никогда не слышал. В какой-то момент я не без труда преодолел искушение подойти к двери и нажать на кнопку звонка.

Решив не делать глупостей, я отправился на прогулку по Бруклин-Хейте. Спустя какое-то время меня занесло в самый конец узенькой улочки, упиравшийся прямо в обрыв над заливом. Я прислонился к железным перилам и стал смотреть на доки, на порт и на противоположный берег пролива, где на фоне темного, уже почти ночного неба еще можно было разглядеть величественную панораму тянущихся ввысь нью-йоркских небоскребов. В этих мрачных громадах тут и там горели окна — судя по всему, уборщицы уже принимались за дело. Но большая часть огромных офисных зданий была пуста и погружена во тьму до утра. Лишь на вершинах этих каменных шпилей и обелисков то вспыхивали, то гасли сигнальные огни.