Норман Мейлер - Берег варваров

Маклеод, видимо, не до конца понял, к чему клонит Холлингсворт, и решил не отвечать на этот вопрос. Он ограничился тем, что отрицательно покачал головой.

— Неужели вы всерьез думаете, что человеку, которому выпала и без того нелегкая, насыщенная событиями жизнь, действительно хватит запаса сил, чтобы дожить до тех светлых дней, которые вы нам так ярко обрисовали? Согласитесь, это же бред. Все, что вы рассказываете, — всего лишь типичная для вас, революционеров, пустая болтовня. Вы, Маклеод, человек, конечно, немолодой, но, по-моему, называть вас стариком было бы преждевременно. Так нет же, посмотрите вы на него, — Холлингсворт явно не на шутку рассердился и был готов перейти на личности, — сидит как какой-нибудь старый пень и знай себе твердит, как, мол, все было хорошо в годы его молодости. И это было прекрасно, и то замечательно… С одной лишь разницей: вы с упорством, достойным старого маразматика, твердите нам не о прошлом, а о прекрасном будущем.

Вероятно, Маклеод ожидал этого ушата холод ной воды. Ругань Холлингсворта не произвела на него, по крайней мере внешне, никакого впечатления. Он мысленно все еще был там — в том прекрасном мире, который он только что описывал слушателям. Холлингсворт же не унимался:

— Ну хорошо, предположим, что вы дожили до своего светлого будущего. Собрались все революционеры вместе и стали гадать, как быть дальше. Вы-то там что делать будете? Кому вы, спрашивается, будете там нужны? Мы ведь не зря тщательно проверили все ваши контакты и связи. Впрочем, проверять особо было и нечего: нет у вас ни связей, ни контактов. На это, кстати, есть более чем веские причины. Взять даже эти ваши писульки. Вы же посылали их анонимно тем людям, которых эти рассуждения, по вашему мнению, могли заинтересовать. Маклеод, вам же стыдно за самого себя! — почти прокричал Холлингсворт. — Вот вы думаете, что вы весь из себя такой выдающийся и необыкновенный. Вы и на меня по-прежнему глядите свысока. Но я, между прочим, по крайней мере снисхожу до того, чтобы говорить с вами, а ваши замечательные революционеры не захотят иметь с вами ничего общего, даже если вдруг у них появится возможность иметь хоть какие-то дела друг с другом или с кем бы то ни было. Вы для них — никто, вы вышли из их касты, и путь обратно вам заказан. Особенно — попрошу не забывать об этом — с учетом вашего досье, в котором собрано слишком много того, что говорит не в вашу пользу, с точки зрения ваших товарищей по революционной борьбе.

— Ну, положим, забыть об этом мне не позволят. Для этого, например, у меня есть вы, — попытался отшутиться Маклеод. — Впрочем, это все правда, — прошептал он. — Что еще вам от меня нужно?

— Я хочу, чтобы вы сделали признание, — повторил Холлингсворт.

— Я же сказал, что признаюсь.

— Да, я помню, но я и вас неплохо знаю. Все то время, пока вы тут нам проповедовали, где-то в глубине души у вас теплилась надежда, что признаваться вам не придется, что вы сможете гордо отвергнуть мое предложение. А по мне, уговор есть уговор, и я буду настаивать на его формальном исполнении.

Глядя себе на руки, Маклеод спросил:

— Признание будет оформлено на вас лично или на ваш отдел?

— Пишите как хотите, это не имеет большого значения, — все так же раздраженно ответил Холлингсворт. — И не пытайтесь запугать меня обращением к моему начальству. Неужели вы думаете, что там у нас вам предложат лучшие условия? Уверяю вас, это не так. Я — ваша лучшая сделка со следствием, я — ваш главный гарант и… В общем, эту вещь вы передадите мне.

— Хорошо, я признаюсь, — вздохнул Маклеод.

Ленни вдруг захныкала и сквозь слезы закричала:

— Да что же ты делаешь!

Я так и не понял, к кому из них были обращены ее слова.

— Теперь, я полагаю, у нас с вами состоится частный разговор без свидетелей, — сказал Холлингсворт. — Я думаю, какое-то время это займет.

Маклеод согласно кивнул:

— Что ж, я ничего не имею против, если это будет не пустая болтовня, а действительно деловая беседа. — Не глядя в мою сторону и точно так же стараясь не встречаться взглядом с Ленни, Маклеод негромко сказал: — Ловетт, я буду вынужден попросить вас покинуть помещение.

— Но я не хочу уходить, — возразил я, — не смейте отдавать ему эту вещь.

На этот раз он повернулся ко мне и посмотрел на меня какими-то пустыми глазами.

— Но… Просто иного выхода нет. Ловетт, вы все-таки идите.

Ленни перестала хныкать, вытерла глаза и с каменным лицом направилась к двери.