Раймон Кено: Упражнения в стиле

Ни один Птикс
звуковой
в Стиксе
не гордится.

Золото?
декор...
Никса

опять
застывает:
септуор.

Высоко освятив ногтей своих оникс,
Сей ночью держит Грусть с душой ламладофора
Сожженных Фениксом грез уйму — сардоникс:
Пеплохранилище, их не хранит амфора

На алтарях, в пустой гостиной: там — не птикс,
Игрушка звончатой тщеты, просвет фарфора
(Ведь жрец слез зачерпнуть твоих пошел, о Стикс,
С сосудом, чем Ничто гордится без зазора).

Окно вакантное — на Норд, но кругозор
Агонизирует, быть может, как décor
Ликорнов, прянувших из пламени на никсу,

На ту, усопшую, в зерцале ню, с тех пор
Как в мраке, взятом в кадр, подобно сардониксу,
Застыл в забвении мерцаний септуор.

Оникс
Лампадофора?
Сардоникс?
Амфора.

Не птикс
фарфора.
О, Стикс
без зазора!

Кругозор —
как décor
на никсу.

С тех пор
подобно сардониксу
септуор.

И пробка, и титан, и соль задумают ли вновь сегодня
Колоть нас острием хмельного вертела,
Забыв, что сутенера чистого под инеем прельщает,
Покрякивая, гравий петухов, что не сбежали.

Мне обезьяна в охре и законе заявляет — это он,
Сатирик, что без помощи отвала смог освободиться,
Поскольку не воткнул туда, где столь ущербно жить,
Когда от дятла несерьезного донесся стук тоски,

Сей свин оттатуирует масштаб агонии великой,
Ответный перевал, порей, который отвергает это,
Но не запах тела, где створожилась кураре.

Великий полюс этот шест, прыжок свой твердый, подтверждает.
Он выгибает о ракитник, бонза статный, презирает,
Что помещает в стиль туманного сознанья Лебедь.

Звенящий зимний день, взломав безмолвье льда,
Взмахнешь ли ты крылом, победно отметая
Забвенье озера, где цепенеет стая
Видений, чей отлет сковали холода!

Там лебедь царственный остался навсегда,
Он помнит, как его манила даль пустая,
Но жизни не воспел в пустыне, где, не тая,
Тверда под инеем бесплодная вода.

Он шеей отряхнет искристый этот холод:
Грозящий смертью свод отвергнут и расколот,
Но не расколот лед, где перья пленены.

Отныне обречен сиять прозрачной льдиной,
Застыл, закутанный в презрительные сны,
Изгнанник призрачный гордыни лебединой.

Смердящий рыхлый грех, прорвав бескровье льда,
Растешь ли ты штыком, военно отметая
Владенье прочерка, где мертвенеет стая
Лишений, чей ответ пронзали холода!

Там стержень дарственный ковался навсегда,
Он гробит — так его завила сталь пустая,
Но мысли не прочел, пусть ныне здесь, не тая,
Свежа, — под литием червонная вода.

Он в песне опрядет испитый этот холод,
Сквозящий речью плод повергнут и расколот,
Но не размолот бред, где звенья пленены.

Отныне отрезвлен зиять охранной льдиной,
Заплыл, напуганный, в стремительные сны
Исправник избранный добычи лебединой.