Раймон Кено - Упражнения в стиле

— Нет, но моя сиеста! Кофе помешает мне спать.

— Вы опять собрались спать? Да вы же проспали с утра до обеда!

— Вот я сейчас устроюсь в шезлонге, а вы мне расскажете, как познакомились с месье Альбером.

— Чтобы вам легче было делать баиньки?

— Если я закемарю, вы остановитесь и продолжите в следующий раз.

— Н-да, не сказать, чтоб вы меня очень обнадежили.

— Итак, Шехерезада, я вас слушаю: история Альбера.

— Ладно, так и быть. Я — единственная дочь бедного лесоруба...

— Где-то я уже это слышал... дочь дроворуба...

— Вы так и будете прерывать меня на каждом слове? Тогда уж лучше спите.

Сидролен не преминул тут же доставить ей это удовольствие. Герцог верхом на коне прогуливался по лесу, молчаликий и одиновый. Сфен тоже помалкивал, но, поскольку прогулка затягивалась, а с нею и герцогская молчаликость, он разомкнул уста, чтобы спросить, можно ли ему говорить.

— Говори, славный мой Демо, говори! — сказал герцог, любовно потрепав коня по холке.

— Мерсибо! — ответил Сфен, весьма довольный удачным словцом.

Он сделал вид, будто размышляет, перед тем как задать давно уже вертевшийся у него на языке вопрос.

— Гм... гм, — сказал он наконец, — ну как там наша статуя?

— Ей-богу, не знаю, — ответил герцог.

— Разве она еще не отлита?

— Да что-то последнее время о ней ничего не слыхать.

Сфен не скрыл своего разочарования. Он даже пукнул от возмущения.

— А вам не кажется, — спросил он, — что следовало бы этим поинтересоваться?

— Пока что меня это не волнует.

— А как же ваша слава? О ней вы забыли? Неужто вы не думаете о грядущих поколениях, что будут толпами стекаться со всех сторон, дабы узреть вас навечно отлитым в бронзе подле заветного феодального вяза? Неужто в вас не пробуждается гордость при мысли о том, что статус статуевоздвиженца позволит вписать ваше имя во все истории искусств, весьма малочисленные, конечно, в наше время, но чье количество неизмеримо возрастет в последующие века. Черт побери, ей-богу, я уже пророчествую!

И, разволновавшись от собственной речи, Сфен пустился вперед дробной рысцой.

— Тихо, тихо! — остановил его герцог.

Сфен вернулся к прежнему прогулочному шагу и, соответственно, к прежней теме:

— Мои аргументы вас не убедили?

— Да-да, конечно, убедили, мой славный Демо. Я пошлю Пострадаля разузнать, как там дела с моим изваянием.

— Прекрасная мысль! Заодно пускай разведает, движется ли и его собственное со Стефом.

— Его отъезд, мне кажется, опечалит герцогиню — грустно молвил герцог.

— А почему бы и ей не проехаться туда же? Она так мечтала побывать в столичном городе Париже.

— Тогда пойдут сплетни.

— А вы пошлите с ними за компанию аббата Рифента, и пусть эту экспедицию возглавит монсеньор Биротон. А вы избавитесь от всех разом на пару месяцев.

— Хорошо бы! Надоело мне слушать каждый день их уговоры да выговоры. Спасибо, еще не донесли на меня как на атеиста или колдуна.

— О, вся эта болтовня лишь для проформы, — такое уж у них ремесло, но если вашему алхимику все-таки удастся изготовить эликсир долголетия, я думаю, они тоже не откажутся выпить стаканчик.

— Пока что до эликсира далеко: в настоящий момент мы изготавливаем взрывчатый порошок.

— Ну и как, получается?

— Конца не видно!

Помолчав несколько минут, Сфен вновь заговорил в таких выражениях:

— Я начинаю сомневаться, Жоашен, мудро ли вы поступили, приведя к себе в замок Тимолео Тимолея. С тех пор как он живет у вас и жжет огонь под своими ретортами, вы, Жоашен, сделались мрачны и молчаливы, а вдобавок растратили почти все свои денежки, полученные по договору в Сен-Мену. Разве я не прав?

— Ох, прав! Сундуки мои опустели, и скоро мне придется разбить копилку моего будущего наследника. Это наводит меня на мысль, что правильнее было бы оставить у себя астролога. Он обошелся бы куда дешевле, да и герцогиня была бы довольна.

— Ба! — ответил Сфен. — Все эти людишки стоят друг друга.

— Так ты сомневаешься в них, мой Демо?

— Хотите, я скажу вам откровенно: не верю я во все эти горескопы.

— Да и я ничуть не верю.

— И в философский камень — тоже ни капельки.

— Ну, знаешь ли! — вскричал герцог. — Скажи это не ты, а кто-нибудь другой, я бы ему морду набок свернул!

— Я в них не верю, — повторил Сфен, — но вам верить не запрещаю.

— Надеюсь! Ах, если бы ты видел нас — Тимолео и меня — среди всех этих реторт и тиглей, колб и алембиков, пеликанов и змеевиков, перегонных кубов и прочих сосудов; если бы ты видел, как мы смешиваем соли с металлами — одни фиолетовые, другие синие, одни голубые, другие зеленые, одни желтые, другие оранжевые, а некоторые так даже красные, не говоря уж о белых и черных; смешиваем и наблюдаем, как один цвет переходит в другой, твердые вещества превращаются в жидкие, а жидкие — в твердые, осязаемые становятся неосязаемыми, а неосязаемые — осязаемыми, а ведь я описываю тебе лишь внешнюю сторону наших манипуляций, — так вот, если бы ты видел это, славный мой Демо, ты бы сразу понял, что твой хозяин и алхимик трудятся не напрасно. Настанет день, когда ангелы увенчают успехом наши усилия, и тогда я прикажу отлить свою статую не из бронзы, а из чистого золота.