Раймон Кено - Упражнения в стиле

— Теперь мне ясно, — заявил герцог вслух, чтобы составить самому себе компанию, — что следовало бы бросать на всем пути следования камешки, но, во-первых, у меня их под рукой не случилось, а во-вторых, что толку от них было бы сейчас, когда наступает ночь, да притом темная ночь.

И верно, наступала ночь, да притом темная ночь. Герцог упрямо шагал вперед, но то и дело плюхался в ямы или расквашивал себе нос о столетние дубы, испуская яростные вопли и бранясь самыми черными словами, без всякого почтения к ночной красоте окружающей природы. Он уже начал выдыхаться, да-да, всерьез выдыхаться, как вдруг завидел огонек, блеснувший на черном бархате тьмы.

— Сейчас поглядим, что там такое, — сказал герцог вслух, чтобы составить самому себе компанию. — Может, это всего-навсего больших размеров светляк, но я так голоден, что охотно закусил бы даже светляком.

Нет, то был не светляк, то была хижина.

— По-моему, я все еще пребываю в пределах своих владений, — прошептал приободрившийся герцог, — и тот, кто живет в этой развалюхе, должен быть моим подданным. Наверное, дровосек. Будь со мною Сфен, он бы сказал мне его имя, ему знакома вся округа, но он, паразит, сбежал, а я брожу один по лесу, как бедный мальчик-с-пальчик, — вот что значит ходить на пушечную охоту без съестных припасов, портулана [*] Портулан — компасная карта. (Прим. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.) и списка подданных!

Он пытается открыть дверь (разве он не у себя дома?!), но та не поддается — заперта. Тогда герцог колотит в нее рукояткой меча, колотит крепко и одновременно представляется:

— Отворяй, мужик, я твой герцог!

Он ждет, но, поскольку в окружающей обстановке не намечается никаких изменений, повторяет:

— Отворяй, мужик, я твой герцог!

И так много-много раз. Результат по-прежнему нулевой.

Поразмыслив, герцог формулирует свою мысль — вслух, для самого себя:

— Он, верно, боится, бедняга. Небось принимает меня за какого-нибудь лесного духа. Где ж ему взять храбрости — он ведь слишком худороден, — но может, он уступит из жалости. Прибегнем-ка к уловке...

И он кричит жалобным голосом:

— Я голоден!

Тотчас же дверь отворяется как по волшебству , и герцог видит пред собою чудное видение .

Указанное видение представляет собой юную невинную девицу, неописуемо грязную, но с точки зрения эстетики неописуемо прекрасную.

У герцога просто в зобу дыханье сперло .

— Ах, бедный мой господин, — говорит юная особа ужасно мелодичным голосом , — входите, присаживайтесь у очага и разделите со мною скромную похлебку из каштанов и желудей.

— И это все, что у вас есть на ужин?

— Увы, все, мессир. Мой папа ушел в город, чтобы купить несколько унций копченой трески, но еще не вернулся, а значит, теперь не вернется до утра.

Слова эти приводят герцога в приятное расположение духа, что, в общем-то, странно: ему вовсе не нужна целая ночь, чтобы расправиться с миской скромной не скоромной похлебки, особенно если похлебку эту придется делить с милой крошкой , которая теперь глядит на него с боязливой робостью весьма хорошего тона . Герцог внимательно разглядывает ее.

— Ишь какая смазливенькая, — говорит он.

Девица делает вид, будто не понимает комплимента .

— Садитесь, садитесь же, мессир. Хотите, добавлю в похлебку перца? У меня есть один пакетик, — крестная подарила на прошлое Рождество. Он привезен из Малабара, этот перец, и не поддельный, а самый что ни на есть настоящий.

— Ну что ж, — говорит герцог, зардевшись, — не откажусь. Несколько зернышек...

— Весь пакет, мессир! Весь пакет! Это вас подкрепит.

— А что, разве у меня такой уж жалкий вид?

— Ваша милость, конечно, бодрится, но ей, верно, довелось пережить большие волнения.

— Еще бы, черт возьми!.. Лишиться пушки просто так, за здорово живешь!..

— Пушки? Так у вас есть пушки?

— И даже несколько штук, — гордо заявляет герцог.

Девушка подпрыгивает от радости и хлопает в ладоши.

— О! У вас есть пушки! Я обожаю пушки! Это так современно!

И она принимается вприпрыжку кружить по комнате, напевая: «Отпляшем Карманьолу и хором все споем; отпляшем Карманьолу под пушек гром».

— Она просто очаровательная, эта крошка, — бормочет герцог д’Ож, — однако ее куплеты мне ровно ничего не говорят.

И спрашивает у девушки:

— Кто научил тебя этой песенке, моя милая?

— Папа.

— А чем занимается твой папа?

— Он дроворуб.

— А чей он подданный?